Крис обнаружил, что Ксанти скучает на светских тусовках, хотя и делает вид, что это не так. Что она совершенно не уважает современное искусство. Не понимает его и - можно надеяться, она сказала это только ему - полагает, что там и понимать нечего: просто коммерция на лохах. Что Малевич - мошенник, а Сальвадор Дали - маркетолог, хотя и отличный технарь. И что оба они не стоят одного - любого, на выбор - русского пейзажиста девятнадцатого века. Он даже посмотрел - в интернете - десяток работ этих пейзажистов. Он ничего не понял - просто пейзажи, и все! Нечего обсуждать на тусовках, не в чем показаться знатоком, нечего вставить в разговор - ни то что Малевич или Дали...
Еще он не понимал, почему иногда, в каком-нибудь месте на дороге, она останавливается на обочине, выходит из машины и стоит, ничего не делая, по пять или десять минут. Поначалу она звала его присоединиться. Посмотреть на маленький игрушечный городок в долине под ними. На цветущую лаванду в Провансе - и это, кстати, не просто лаванда, это будущий парфюм... На пустынные поля, теперь уже на севере Франции, ранней весной, под солнцем в облачной пелене - посмотри, это же настоящий ван Гог, такой же день, такое же солнце, только сеятеля не хватает! Старые дома над морем, совсем над водой, прибой в паре метров от окон первого этажа - представляешь, ты просто живешь тут, а под окном всегда море, как тротуар... Или как это море поднимается снизу до горизонта, когда смотришь на него с дороги на высоком обрывистом берегу... Она улыбалась и говорила про то, какой здесь свет, или ветер, или ощущение пространства. Он кивал, но понятия не имел, что она имеет в виду, и она перестала показывать ему все это.
Она говорила: тачку, которая едет перед нами, выпускали двадцать лет; ее дизайн делал такой-то, и с этого началось такое-то направление, характерное тем и этим. Или: вот это здание построено в стиле таком-то, наверное, ему столько-то лет. А он видел старую машину или старый дом, в которых не было ничего интересного. Разве что слегка смущало то обстоятельство, что этот дом стоит в городе, где он родился и вырос, а она только приехала. И все же она видела этот дом, а он - нет. Он ходил по этому городу, думая о делах, и не видел его, а она - видела. Видела, и обшаривала его тем же взглядом, каким другие его подружки обшаривали витрины. Она жила в трехмерном пространстве. Он - на прямой линии в десяток метров перед собой. Он снова кивал, но она чувствовала, что ему не интересно, и вскоре перестала говорить о... да почти обо всем. Потому что просто не могла найти тему, которая вызывала бы у него интерес. Он сам старался найти такие темы, но тоже не мог. Его интересовало только то, что он может получить прямо сейчас или в недалеком будущем. Остальное могло служить лишь темой светской беседы, никому не интересной по-настоящему, а Ксанти с ним таких бесед не вела. Конечно, у него были желания. Он хотел заниматься с ней сексом; хотел ездить на машине за столько-то денег; хотел жить в таком-то доме, в таком-то районе; хотел бывать в отелях не менее чем с четырьмя звездами. У него были желания, но о них как-то нечего было сказать.
Он с раздражением думал: вот, такой-то сказал, что его девушке не нравится, когда он много говорит о машинах. С Ксанти можно было говорить о машинах часами - нет, об автомобилях, конечно - но он не любил этого делать. Казалось, они говорят о разных вещах. В их руках одни и те же автомобили становились вещами из разных миров.
Однажды на пустой извилистой дороге, каких так много в тихих британских захолустьях, она предложила ему сесть за руль "Морриса" шестидесятых годов, чтобы почувствовать, какой этот руль информативный. Руль был довольно тяжелый, так как усилитель отсутствовал. Ничего особенного в этом Крис не нашел.
- Нет-нет, - сказала она, - он не просто тяжелый. Он разный в зависимости от того, как повернуты колеса. Ты можешь не только видеть, но и чувствовать руками на руле, как автомобиль идет в поворот, насколько это ему легко или сложно, сколько надо довернуть, чтобы вписаться... Попробуй еще раз. Это очень интересное ощущение...
Крис попробовал, но снова ничего не почувствовал. Ну да, руль был тяжелый по-разному. Но что в этом интересного? Зачем это чувствовать?