Пик правды

— Ау! Ты чего, Лунин, книжек перечитался? Ты что, думаешь, я поверю во всю эту муть с психологическими портретами? Тем более в твоем исполнении? Не в этой жизни! Какая нестабильная психика? О ком ты, о бабах? Ты ведь мне сам говорил, что женам у всех троих на самого Зарецкого и на его выкрутасы глубоко наплевать. Он ведь никого из них не домогался, нет у нас данных?

— Нет, — буркнул Лунин, немного обиженный недоверием сослуживца.

— А дочки кожемякинские? Они ведь, я так понимаю, с Зарецким фактически не общались. Верно?

— Верно, — вздохнул Илья.

— Вот видишь! То есть у них нет повода лупить знакомого своего папаши по голове. К тому же он ихнему папеньке помог малость деньгами разжиться. Так что и самого Кожемякина мы тоже вычеркиваем. Ну, обслуживающий персонал, с ними, думаю, тоже все ясно. Зарецкий в своих откровениях не произнес ничего, что имело бы к ним хоть какое-то отношение, а значит, мотив на убийство у них вряд ли мог появиться. Так что остается искать там, где светло, Лунин. А светло там, где деньги. А это значит, что основные подозреваемые у нас Латынин и Сипягин.

— Ты показания Зарецкого внимательно слушал?

— Что значит — слушал? — возмутился Изотов. — Я их у него брал. Можешь не сомневаться, помню почти дословно.

— Тогда ты должен был обратить внимание на историю с разводом Кожемякина.

— С разводом? Ну да, нет повести печальнее на свете. Только что нам эта история дать может? Или ты хочешь сказать, что четверть века спустя неприкаянная душа самоубийцы обрела плоть и отомстила за все тяготы, перенесенные ею и при жизни, и после смерти? А что, нормальная идея, можно по ней киношку забабахать. Продюсерам может понравиться. А вот прокуратуре — не очень. Поверь мне, им такая чепуха точно не понравится.

— Да, но ведь у этой женщины был ребенок. Она только что родила.

— И?

— И то, что стало с ребенком, никому не известно. Во всяком случае, Зарецкий ничего не знал, кроме того, что девочка куда-то исчезла. Девочка, Изотов, улавливаешь?

— Девочка, замечательно. Что теперь?

— То, что этой девочке сейчас должно быть около двадцати пяти лет. И у нас, к твоему сведению, таких девочек сразу две. Первая — это Алла Михальчук, а вторая, как ты, возможно, сам догадался, Татьяна Латынина.

— Санта. — Изотов размашисто перекрестился, — Барбара! Проклятое дитя! Даже не знаю, что тебе еще сказать. Больше на ум ничего не приходит. Не бывает так в жизни. Поверь мне, не бывает.

— Кроме того, — продолжил Илья, — Михальчук воспитывалась в детском доме, и кто ее родители, она не знает. Во всяком случае, так она сама мне сказала. Как тебе совпадение? Хотя Латынину, на мой взгляд, тоже стоит проверить.

— Так, я понял, — вскинул руку Изотов, — версий у тебя явный переизбыток. Но, вынужден тебя огорчить, все они в данном конкретном случае уже никому не понадобятся.

Широкая ухмылка, расползшаяся по лицу Изотова, свидетельствовала о том, что вынужденная необходимость огорчить коллегу доставляет полковнику неимоверное удовольствие.

— В данном конкретном случае — это ты имеешь в виду себя? — на всякий случай решил уточнить Илья, которому выражение полковничьего лица категорически не понравилось.

— В данном конкретном случае я имею в виду это преступление, — торжествующе отозвался полковник. — Поскольку дело явно сложное и может иметь некоторый резонанс, решено, что вести его буду я. Так что ты можешь спокойненько собрать вещи и дожидаться вертолета. Не знаю даже, что тебе еще посоветовать, сходи вниз, выпей вискарика, все же бесплатно. Олл, так сказать, инклюзив! Собаке своей тоже налей, вместе-то пить оно всяко веселее. Только сильно не набузюкивайтесь. Вертолета еще часа два, а то и все три ждать придется.

— Напросился, значит, — понимающе вздохнул Илья.

— Что значит — напросился? — демонстративно обиделся Изотов. — Высказал свое профессиональное мнение. Между прочим, по требованию непосредственного руководителя высказал. А уже руководитель принял окончательное решение. Так что не надо здесь, Лунин, претензии выставлять. Вернешься в город, придешь в кабинет к Хованскому и там можешь ему говорить, что только на ум придет. Ты же у нас любитель высказаться, тебе не впервой будет. Об одном умоляю: наручниками больше его не пристегивай! У Дмитрия Романовича сердечко и так последнее время пошаливает, он ведь может не пережить, если с ним чего подобное второй раз приключится. Хотя, кто знает, может, он и сдюжит, а вот тебе, Лунин, точно хана.

Не став вступать в явно навязываемую дискуссию, Илья молча вышел из комнаты Изотова. Немного постояв в безлюдном коридоре, он решил последовать совету полковника. Окликнув снующую из стороны в сторону и не понимающую, что происходит, Рокси, он направился к лестнице. Спустившись вниз и подойдя к барной стойке, Лунин уже протянул руку к одной из коньячных бутылок, но, почувствовав на себе укоризненный взгляд, обернулся.

— Что, думаешь, еще рано?

Болонка глухо зарычала, а затем вдруг разразилась пронзительным лаем.