— Неужели вы относитесь к тем женщинам, которые полагают, что повышенная чувствительность для мужчины — это недостаток? — мягко и неожиданно серьезно спросил он.
— Мы сейчас врежемся, — испуганно прошептала Ирина, вжимаясь в спинку кресла.
— Вряд ли, — Игорь бросил небрежный взгляд на лобовое стекло, — я этот трюк каждый день проделываю и, как видите, пока жив.
— Какой трюк? Женщин пугаете?
— Я вас напугал? — На лице Корнилова отразилось вполне правдоподобное изумление. — Вот уж не думал. Тут ведь почти автопилот, — он похлопал рукой по ободу рулевого колеса, — мы держим дистанцию за той машиной, что идет впереди, и если там у них что-то случится и они вдруг затормозят, мы тоже остановимся.
— Я как-то не очень автопилотам доверяю, — призналась Ирина, — по мне, так лучше держаться за руль обеими руками и глядеть на дорогу.
— Обоими глазами, — радостно подхватил Игорь. — Зря вы так к технике относитесь. В отличие от нас с вами она значительно меньше подвержена эмоциям и, поверьте мне, гораздо реже выходит из себя, чем люди. Кстати, раз уж речь зашла о машинах, представляете, какой со мной вчера неприятный казус приключился? Выхожу я из вашего подъезда и что вижу? Моя машинка стоит, как положено, на четырех колесах, только они у нее все четыре кем-то совершенно безжалостно изрезаны. У вас, случайно, нет идей, кто бы мог учинить подобную диверсию?
— Вот паскудник, — непроизвольно вырвалось у Ирины.
— Надеюсь, вы сейчас все же не обо мне? — усмехнулся Корнилов. — Хотя моя слаборазвитая интуиция шепчет мне, что сейчас речь идет о вашем малолетнем приятеле.
— Правильно шепчет, — со вздохом согласилась Ирина. — Я так понимаю, вам пришлось изрядно потратиться?
— Вот еще, — Игорь небрежно махнул рукой, — в этом тарантасе все застраховано. Так что потратить пришлось только время, ну и некоторое количество нервных клеток. Правда, я слышал, у человека их около ста миллиардов, так что, думаю, в процентном соотношении потери не очень велики. Хотя, раз уж это ваш приятель, можете мне их компенсировать. Думаю, ваш бюджет вынесет это испытание.
Нахмурив брови, Корнилов покосился на ответившую ему растерянным взглядом Шестакову.
— Ну нельзя же быть такой пугливой, — вздохнул он. — У меня такое предложение, мы с вами переходим на «ты» и на этом считаем инцидент исчерпанным. Естественно, при условии, что вы пообещаете провести с юношей небольшую воспитательную беседу, а то мало ли что ему в следующий раз придет в голову. Вдруг он, кроме ножа, в кармане еще и спички носит.
— Проведу, — твердо кивнула Ирина, — я тебе обещаю.
Вопрос с местом для временного размещения тела убитого адвоката решился быстро. Всего в паре десятков метров от основного здания стоял просторный деревянный сарай, выполнявший одновременно функции и гаража, и склада для различного хозяйственного инвентаря. Отопление в нем подключено не было, и, со слов Грачика, минусовая температура в сарае должна была продержаться как минимум до середины апреля, а то и дольше.
— К маю, конечно, уже тепло наберет, — подумав, добавил Корхмазян, — хоть и на высоте живем, но склон южный, солнце хорошо пригревает. Когда оно есть, конечно.
Переносить тело было решено на куске брезента, который как раз хранился в холодном складе. Выйдя на крыльцо, Грачик и Лунин некоторое время стояли в нерешительности, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь сквозь плотную завесу тумана.
— Ну, я пойду, — поправив на голове шапку, Грачик взглянул на Лунина снизу вверх, — здесь близко, можно дойти.
— М-м-м… — засомневался Илья.
— Как с крыльца спускаешься, сразу к стене, — махнул палкой Грачик, — потом так вдоль нее и идти все время.
— А потом?
— А потом все время прямо. Шагов тридцать, не больше. Может, сорок.
— Прямо? — переспросил Лунин.
— Ну, примерно прямо. Чуть-чуть левее надо брать, — всплеснул руками Грачик. — Ара, ну что ты как маленький! Я здесь уже без малого двадцать лет живу. Неужели ты думаешь, свой сарай найти не смогу?
Не дожидаясь ответа, Корхмазян решительно шагнул вниз и уже через мгновение пропал из виду. Перевесившись через перила, Илья пытался разглядеть хоть что-нибудь, но смог только услышать постепенно затихающее поскрипывание снега. Взглянув на часы, он засек время. Десять сорок две. Сколько потребуется, чтобы дойти в одну сторону? Минуты две-три, не больше, пусть даже идти придется очень медленно. Если взять с надежным запасом, то пять. Пять туда, столько же обратно. Еще пять на то, чтобы отпереть замок, достать из какого-нибудь угла или снять со стеллажа кусок брезента, вновь запереть дверь. Хотя, зачем ее запирать? Вскоре им идти тем же путем, нести брезент обратно на склад. Все равно, пять минут может не хватить. Пусть будет десять. Итого в сумме получается двадцать. Да, двадцать минут. Через двадцать минут можно будет начинать волноваться. Кажется, именно так говорят о том состоянии, когда нервно поглядывают на часы и переминаются с ноги на ногу, не зная, что делать.