Пик правды

— Такое ощущение, будто мы с ним прощаемся, — пробормотал Денис, — словно сейчас сверху на него крышку опустят, и все, в землю.

— И что, ты собираешься сейчас прощальную речь толкнуть? — неожиданно зло отозвался Кожемякин. — Тебе такая возможность еще представится.

— А что это мы такие сердитые вдруг стали? — ухмыльнулся Латынин. — Кажется, это именно тебе наш общий покойный друг помогал обдуривать делового партнера. Хотя до вчерашнего дня я был уверен, что наша с тобой дружба покрепче всяких партнерств будет.

— Ох, Миша, — миролюбиво вздохнул Станислав Андреевич, — ты ж не из-за дружбы грустишь. Из-за денег. Верну я тебе деньги, как в город вернемся, так сразу и верну, даже с процентами. Если б все так просто решалось.

Кожемякин с отчаянием махнул рукой и отвернулся. Некоторое время он разглядывал лежащие на полках инструменты, затем вновь обратился к Латынину:

— Ты не представляешь, как мне мои бабы мозг выносят. И чувствую, это только начало. Дальше хуже будет.

— Это по какому же поводу? Из-за Дарьи? — удивился Латынин. — Можно подумать, они никогда не знали, что ты был женат.

— Они не знали всех обстоятельств моего развода, — мрачно отозвался Кожемякин. — Правда, оказалось, что я и сам не все знал, но, как по мне, это ничего не меняет. Четверть века, считай, прошло. Может, что и было, только уже стерлось. Из памяти, отовсюду. Даже если девчонка родилась от меня, какая теперь разница? У меня что, должны появиться к ней отцовские чувства? Я должен бегать по городу с табличкой «Ищу тебя»? Да ни черта я не должен! Она уже взрослый человек, вот пусть и живет своей жизнью. Так?

— Может, и так, — Михаил Леонидович неопределенно пожал плечами, — пожалуй, я бы не побежал.

— Вот и я о том говорю, — Кожемякин угрюмо кивнул, — а мои трещат, как две сороки, без умолку. Сперва попрекали, как я мог бросить несчастное дитятко, потом полдня талдычили, что надо ее срочно разыскать и удочерить, а теперь Викуся закатывает истерики на тему, что этой девице вся любовь теперь достанется. Мол, на меня моральный долг, что за эти годы накопился, давить будет, и теперь я буду пытаться ей все компенсировать, причем за счет остальных. Представляешь? Это надо такую чушь нести!

Илья, внимательно вслушивающийся в разговор деловых партнеров, лишь печально вздохнул, когда Грачик, которого эта беседа, похоже, совершенно не заинтересовала, предложил:

— Ну что, пойдемте обратно, пока нас искать не начали?

Возвращение в «Ковчег» заняло совсем немного времени. В гостиной никого не было, кроме Натальи Сергеевны, сидящей на деревянной с короткими ножками табуретке возле камина. В топке возмущенно потрескивали березовые поленья, едва тронутые огнем, еще не успевшие окончательно почернеть.

— А не выпить ли нам малость? — расстегнув молнию на куртке, обернулся к остальным Кожемякин. — Денис, сгоняй-ка наверх, отца позови. Надо ж помянуть Олежку. Он хоть и редкостный был паршивец, но так ведь тем нам и нравился.

Поскольку возражений не последовало, Станислав Андреевич, скинув на диван куртку, отправился к бару, а Грачик, пробурчав: «Сейчас закуску принесу», захромал к кухне.

Когда бокалы были наполнены коньяком, Кожемякин вновь взял инициативу на себя.

— Я вот что хочу сказать, — поднявшись на ноги, он обвел взглядом присутствующих. — Олег человеком был сложной конструкции. С преподвыподвертом. Не то что с двойным дном, а даже и с тройным. Но речь не о том, что было. В прошлом уже ничего не переделать. Речь о будущем. Его будущем! Не удивляйтесь. Говорят, там, куда он сейчас попал, есть суд. Верховный вроде, я точно названия не помню. А раз есть суд, то хороший адвокат всяко при деле будет. Вот я и хочу пожелать Олегу, чтобы все дела, какие ему там доставаться будут, он выигрывал.

— Вот это ты завернул, — восхищенно цокнул языком Латынин. — Только что ж получается, за это чокаясь пить надо? А мы ж вроде как поминать собрались.

— Ну так ведь нестандартного человека поминаем, значит, и поминать будем так, — Сипягин тоже встал и вытянул вперед руку с бокалом, — нестандартно.

Денис, Грачик и Лунин последовали примеру остальных и тоже поднялись со своих мест. На мгновение звон бокалов заполнил просторную гостиную, словно звон хрустальных колоколов, прощающихся с человеком, уверенным в том, что всегда сможет переиграть любого соперника, но неожиданно столкнувшимся с кем-то, кто играет совсем по другим правилам.

Вслед за Станиславом Андреевичем произнесли речи и Сипягин с Латыниным, правда, их выступления были короче. Влив в себя очередную порцию коньяка, Артур Львович вдруг произнес, не гляди ни на кого:

— А ведь получается, Олегу кто-то отомстил.

— Тебя это удивляет? — Латынин удивленно вскинул брови. — Если подумать, финал для него вполне закономерный.

— Меня это расстраивает, — со вздохом отозвался Сипягин. — Ты же знаешь, я не сторонник эмоциональных решений. А месть — это эмоции. Дурные эмоции, которые могут уничтожить и того, кому мстят, и того, кто мстит, тоже.