Некоторое время виски беспрепятственно вливался Изотову прямо в горло, затем, должно быть, попал в дыхательные пути и проник в легкие. В один миг лицо полковника побагровело, глаза его широко распахнулись, в них промелькнул ужас человека, понимающего, что его пытаются убить, и по большому счету попытка уже удалась.
— Я же говорил! — торжествующе провозгласил Кожемякин, выдергивая бутылку изо рта несчастного полковника.
Изотов попытался приподнять голову, и в это же мгновение виски, смешанный с прочим содержимым желудка, вырвался у него изо рта, прямо на улыбающееся лицо Станислава Андреевича.
— Это, я так понимаю, ты мне спасибо сказал. — Кожемякин беззлобно стер локтем со лба еще не переварившиеся ошметки тирольских колбасок. — Пойду я, пожалуй. Умоюсь.
— Здесь вообще, что? — Ощупав разбитый затылок, полковник с выражением брезгливого отвращения уставился на окровавленную ладонь.
Должно быть, Изотов хотел узнать, что именно с ним случилось, но, поскольку очевидцев произошедшего не было, а если таковые и были, то явно не горели желанием в данном обстоятельстве признаться, ответом полковнику стало лишь всеобщее дружное молчание.
— Кто меня так?
Шансов моментально получить ответ на этот вопрос было еще меньше. Должно быть, полковник понял это, поскольку не стал дожидаться ответа, а перевалился на левый бок и принялся правой рукой беспорядочно похлопывать себя по пиджаку. Добравшись, наконец, до левой подмышки, Изотов судорожно дернулся и обмяк. Тихий стон вырвался из его груди, и лишь находившийся ближе всех Лунин смог разобрать еле слышное:
— Опять.
Немного подавшись вперед, Илья осторожно потянул в сторону лацкан пиджака. Он уже догадался, что именно увидит, вернее, чего именно увидеть не сможет.
— Слушай, Миша, я не пойму, ты мне сейчас зачем позвонил? — Хованский нетерпеливо покосился в сторону приоткрытой двери в спальню, за которой его ждала Хомочка. — Я что должен сделать, все бросить и бежать телевизор смотреть? Мне и так Сергиевич все утро взбаламутил, теперь ты в ту же степь подался.
— Сергиевич? — моментально насторожился Локотков, в котором за годы работы в должности начальника областного управления внутренних дел развилось необыкновенное умение впиваться клещом в собеседника, выведывая чужие тайны, особенно тайны, связанные с руководителями тех или иных областных структур. — А что, у губера какие-то проблемы?
— А что, ты знаешь губеров, у которых проблем нет? — огрызнулся Хованский. — К тебе они в данном случае отношения не имеют, во всяком случае, пока.
— Но если вдруг что-то изменится, ты ведь не забудешь мне намекнуть? — елейным тоном проворковал Локотков. — Оно ведь как, Дима, губернаторы избираются или не избираются, а мы-то с тобой завсегда остаемся. Мы-то, так сказать, и есть столпы власти.
— Слушай, столб, или кто ты теперь, — из спальни послышался призывный вздох, и Хованский занервничал еще больше, — я так понимаю, ты там малость покосился. Говори коротко, чего от меня хочешь, и я отключаюсь. Через полчаса постараюсь перезвонить, но не раньше.
— Хорошо, — заторопился Михаил Андреевич, — как раз через сорок минут будут новости на областном канале. Включи. Посмотри. Потом набери меня.
— Сюжет, я так понимаю, по поводу Ушанкина? — на всякий случай уточнил Дмитрий Романович.
— Его, — вздохнул Локотков, — его, засранца. Посмотри, потом набери меня, скажешь свое мнение. Вроде неплохо все обставили.
— Если дерьмо ромашками обложить, а затем людям показывать, знаешь, Миша, что они скажут? — Хованский снисходительно улыбнулся, понимая, что без его помощи Локотков вряд ли сам выкрутится из сложившейся ситуации. — Они спросят, зачем ты им под нос дерьмо суешь. Ромашки твои никто не заметит, как ты ими ни обкладывайся.
— Ты все же посмотри телевизор, — в голосе Локоткова, совсем негромком, послышались стальные упрямые нотки, — а потом набери меня. Обсудим.
— Обсудим, — не стал спорить Дмитрий Романович и, торопливо переведя телефон в авиарежим, устремился в спальню. — Где тут моя Хомочка? Где она прячется? Я иду.
Глава 10,
в которой Лунин остается с расследованием один на один
При помощи Латынина, поддерживая с двух сторон безвольное тело, Илье удалось дотащить полковника до номера и уложить в кровать. Прибежавшая следом Наталья Сергеевна принесла тазик с ледяной водой и полотенца. Кое-как заставив упорно не желавшего открывать рот Изотова выпить обезболивающее, она водрузила ему на затылок мокрое полотенце и наказала менять компресс каждые пятнадцать минут. Дождавшись, когда добровольные помощники покинут номер, Илья осторожно примостился на край кровати. Пару минут он сидел молча, затем, начав тяготиться молчанием, спросил:
— Ты как?
Изотов ответил не сразу. Сперва из груди полковника вырвался тихий не то стон, не то вздох, а лишь затем послышался едва различимый шелест:
— Хана мне, Лунин. Тушите весла.