— Ну, с черным все не очень сложно, — Илья смущенно улыбнулся, — он здесь по цвету один такой. А как с красным? По мне, так и эта банка подходит, и вот эта.
— Первая — это паприка. Тоже перец, но почти не острый. А вот во второй вы как раз угадали. Кайенский перец, острее некуда. От него точно ожог слизистой оболочки может быть. Вы, как в город вернетесь, сходите, на всякий случай, к ветеринару. Вдруг что-то посоветует.
Наталья Сергеевна протянула руку к полке с приправами, намереваясь подать Илье банку с острым перцем, но Илья поспешно ухватил ее за запястье.
— Не надо, — он укоризненно покачал головой, — руками не надо.
— Ах! — замерла Корхмазян. — Я поняла. Вы думаете.
— Если честно, я пока сам не знаю, что думать, — признался Лунин, — но, если вы выделите мне для этих баночек пакетик, желательно бумажный, я буду вам очень признателен. И скажите, на кухню сегодня кто-нибудь заходил?
Открыв один из кухонных шкафов, Наталья Сергеевна достала яркий бумажный пакет, в котором обычно дарят подарки.
— Такой подойдет? — спросила она, отчего-то не глядя на Лунина.
— Да, конечно. — Почувствовав, что что-то не так, Илья постарался заглянуть женщине в глаза, однако с высоты его роста сделать это было не так уж и просто.
— Что-то не так? — наконец не выдержал Лунин.
— Я не знаю. — Корхмазян нервно дернула плечами, голос ее дрожал, словно она вот-вот собирается расплакаться. — Я не знаю, заходил ли сегодня кто-нибудь на кухню. Вернее, знаю точно, что заходили, но не знаю, кто именно.
— Знаю, но не знаю. — Спрятав обе банки в пакет, Илья задумчиво взглянул на Наталью Сергеевну. — Можно немного доступнее? Я что-то не очень улавливаю.
— Когда все стали спускаться к завтраку, я на стол накрыла и вернулась в кухню. Присела, думала отдохнуть немного. И тут, знаете, сердце так защемило. Это ведь страшное дело, человека жизни лишили, причем не абы какого, а которого ты несколько дней сама кормила-поила.
Илья понимающе кивнул.
— Сперва думала, поболит немного да и отпустит, — продолжила Корхмазян, — а оно все крепче прихватывает и прихватывает. Кажется, сейчас еще чуть сильнее сожмет да и вовсе раздавит. Страшно стало. Хорошо, в этот момент Грачья как раз зашел. Сперва сам в спальню за валидолом сбегал, — Наталья Сергеевна грустно усмехнулась, — ну как сбегал, быстро похромал, затем мне помог до кровати добраться. Я его потом услала обратно в гостиную, чтобы он после завтрака со стола все прибрал. Так он, уж не знаю зачем, проболтался, что я малость приболела.
— И что же? Что в этом страшного? — нахмурился Лунин. — В том смысле, что плохого, что он рассказал остальным?
— Так бы и ничего, если б не ваша собачка. — Корхмазян ласково провела ладонью по шелковистой шерсти задремавшей на руках у Ильи болонки. — Постояльцы-то наши вдруг в едином порыве человечность проявили, сказали, что сами за собой всю посуду на кухню перетаскают. Мол, Грачику с палкой несподручно будет, а их не особо затруднит. Вот и перетаскали. Что-то сюда, а что-то и отсюда, — кивнула она на картонный пакет в руке Лунина.
— А вы здесь уже давно живете? — неожиданно для себя самого сменил тему разговора Лунин.
— Так ведь с самого открытия, лет семь, поди, уже, — Наталья Сергеевна на мгновение задумалась, уперев в лоб указательный палец, — восемь. Точно, восемь. А Грачья здесь еще год до этого жил, пока стройка шла.
— И как, неужели не скучно?
— Да как вам сказать, — Корхмазян застенчиво улыбнулась, — если человеку самому с собой не скучно, то он нигде скучать не будет. Я вообще тишину люблю. Когда постояльцев нет, у нас обычно и радио, и телевизор, все выключено. В тишине, мне кажется, суеты меньше. Единственное, когда Грачик поет, люблю послушать.
— А он еще и поет? — Илья бросил удивленный взгляд на Наталью Сергеевну.
— Еще как. Бывает, сядет посреди комнаты на стул, да как затянет что-нибудь грустное, аж слезы из глаз катятся. Я, можно сказать, сперва за это пение его и полюбила.
— Так вы здесь познакомились?
— Нет, что вы! Мы уже года два как друг друга знали. Мы ведь оба у Памусяна работали. У него же когда-то большой офис был в центре города. Целое здание, четыре этажа. Вот я там столовой для сотрудников и заведовала. Хотя, заведовала — это громко сказано, нас там всего несколько человек работало. Так что, если надо было, и на кассе сидела, и в цеху подменяла.
— А Грачик? — полюбопытствовал Лунин. — Он тогда чем занимался?
— Ох, я долго сама не могла понять, чем он занимается, — рассмеялась Корхмазян, — даже когда мы уже близко знакомы были. Такое ощущение, что и всем и ничем одновременно.
— Это как же?
— Он был у Памусяна что-то вроде доверенного лица. Не заместитель, нет. Никаких важных вопросов ему не поручалось, но, если надо было проверить качество работы на удаленном объекте или, к примеру, съездить поторопить подрядчиков, этим всегда занимался Грачья. Потому что Памусян знал, если Грачья сказал, что работа выполнена плохо, значит, надо переделать, как бы ни уверяли в обратном.
— И с чего вдруг такое доверие?