Пика

— Все, — согласился Хан. — Все изгадили «прогрессивные» и «либеральные». Если прежде Перун или Один жили рядом со своим Родом, то Зевс уже освоился на Олимпе и вся олимпийская братия практиковала со смертными «блуд, похоть и сладострастие» в любом возрасте и не зависимо от пола. Это вовсе не считалось грехом, а стало молодецкой удалью. Любой род такого не выдерживал и начинал деградировать. Тогда косые, кривые, лысые и убогие палестинские казаки ринулись поправлять свою генетику в еще сохранившийся здоровый наРОД. В новом социальном обществе нашей страны исчезли волхвы и маги, жившие только интересами своего Рода, и появилось либеральное правительство, которое жирует за счет этого самого народа, придумывая новые заКОНы.

— Хочешь сказать, что пришлые «либералы» уничтожали в первую очередь волхвов и жрецов?

— Конечно. Эта особая каста была малочисленна и уязвима. Еще в Египте они опробовали эту методику. На тот период жрецы оказались сильнее и поперли из южного Египта пришлых палестинских казаков, заново объединив Египет в одно государство, но они называют это исходом. Такие же исходы были из Вавилона, Испании и Хазарии, где князь Святослав помог им дорогу найти. Тогда они принялись за европейские династии.

— Зачем, — удивился Пика.

— У них не было своего государства, поскольку римляне сравняли с землей Иудейское царство. Они сконцентрировались в Польше и Чернигове, не раз пытались оседлать московский трон. Все эти притязания вылились в «черту оседлости», а в период «первой алии» 1881 года из Российской империи в Палестину выселили около тринадцати тысяч иудеев. Богатые соплеменники построили вокруг Иерусалима поселки новых домов, но они не хотели жить в пустыне и воевать с берберами. Ты, наверное, помнишь, сколько венценосных голов срубили в двадцатом веке. Бомбисты-террористы не сегодня появились.

Бывший зэк молчал, понимая справедливость сказанного.

— Извини, я что-то заболтал тебя. Наверное, давно не с кем было поговорить. Ты знаешь наш контингент…

— Хан, а зачем ты меня сосватал часовенку расписать на зоне? Ты же в Христа не веришь.

— Заблудшей душе требуется покаяние. Она грехов по горло набралась. Дышать нечем. В часовенке грешнику можно поговорить с таким же как он. В часовенке ему голову незачем задирать, как в соборе каком-нибудь, где он не видит, кому десятину с дохода своего жертвует и не задает себе вопрос «а почему, собственно». В часовенке нет алтаря с золотыми рамами, потому литургию не служат, и никто не заставит жевать тело Господне и кровь его пить, объясняя, что, «как с молоком матери ты всасываешь ее дух, так и через Тело и Кровь Христову ты всасываешь в себя дух Спасителя». Ну, а над входом в часовенку иконку повесить или внутри примостить одну, греха не будет.

— Прости, Хан, я что-то совсем запутался. Почему ты на зоне оказался-то?

— А ты на себя посмотри, брат мой. Таких тут теперь немало…

Внезапно голос авторитета пропал, и бывший зэк почувствовал, что кто-то хлещет его по щекам со всей силы и холодной водой обливает. Он стал отфыркиваться и судорожно пытаться вдохнуть. Потом вспомнил Шаляпина, глубоко вдохнул и взял такое низкое «до», что тут же почувствовал, как знакомая женская рука зажала его холодные губы.

— Все-все-все, не ори! — донеслось издалека. — Вы-ве-дут! Дверь рядом.

— Стюардессу перепугал. Она все лопочет, что виновата, что это она тебе кофе приготовила.

— Каким ты меня «кофем» напоила? — попытался запеть Пика.

Дина быстро наклонила бывшего зэка вперед и стукнула кулачком по спине. Он закашлялся, запротестовал, пообещал не шалить. После чего наступила тишина. Женщина с карими глазами объяснила бортпроводнице, что пассажир поперхнулся. Это у него бывает. Теперь никаких причин для волнения нет. Стюардесса облегченно вздохнула, и, мысленно благодаря всех святых за помощь в спасении пассажира из салона бизнес-класса, тихо удалилась.

— Слово кофе не склоняется, — пропел ангельский голосок, не обещавший Саве ничего хорошего. — Надо говорить кофеем.

— Да, мой генерал, — он попытался щелкнуть каблуками и отдать честь, но острый локоточек пребольно ударил под ребра слева. — Осознал. Можно угостить болезного «кофеём»?

— Ведерный клистир быстро избавляет от дури, — она уже улыбалась.

— А в ведерке, простите «кофеё»?

— Сав, ты совсем «ку-ку»? Я просыпаюсь оттого, что кто-то хрипит, словно его душат. Ничего не понимаю. Эти моторы гудят. Темень вокруг. Стюардесса перепуганная лопочет, чтобы ты не умирал.

— А я и не умер. Типун тебе на язычок. Просто поперхнулся.

— Расскажи лучше, что это за портрет?

— Знакомый один. Ты спала. Мне не с кем было поговорить.

Пика выхватил у Дины листок с портретом Хана и быстро порвал на кусочки. Потом достал из кармана портрет Леонида и проделал с ним то же самое. Повернувшись к спутнице заговорчески прошептал:

— Приказано развеять над океаном. Я прогуляюсь…

— Ты себя нормально чувствуешь. Может быть проводить.

— На что это вы, девушка, намекаете? — хихикнул Пика.

— Балда! — она отвернулась, чтобы скрыть свою улыбку.