Пика

На листке, лежащем рядом с портретом директора Golden Trust Limited, были аккуратно записаны три строчки цифр. Скорее всего Мехмет скопировал метод оформления компании и обработки средств для того же клиента. Есть надежда, что он и этом случае не поменял логин и пароль доступа к данным, как и в первой компании, поскольку права были только на чтение, а реальные деньги на счете тут же конвертировались в криптовалюту. Отследить владельца кошелька биткоин было невозможно. Все выстраивалось в четкую схему, только спешить с проверкой своей догадки бывший зэк не стал. Спрятав листок с цифрами в карман джинсов, он с сожалением порвал на мелкие кусочки портрет адвоката Ханима.

Свежий морской ветерок принес спокойствие и умиротворенность. Так бывало, когда Сава писал картины. Неожиданно возникшая идея рвалась на холст и требовала воплощения. Промедли час и пропадет настроение. Остынет душа. Если успел, лихорадка будет длиться хоть день, хоть два. Забудутся и сон, и еда, и усталость — только наслаждение от работы. Но едва будет завершен последний штрих, наступает апатия. Все краски потускнеют, пропадает всякое желание что-то делать вообще.

Когда-то подающий надежды художник жил именно так. Рывками. Вспыхнет идея, и все ей подчиняется, душа полыхает. Затем последний штрих, и наступает тишина. Тогда Саву тянуло на Петрицу. Там он ждал закат и оживал. Красота угасающего дня рождала в душе новые идеи. Это была его настоящая жизнь-спокойное накопление и взрыв. Потом все повторялось. И никакие миллиарды с этим не могли сравниться. Он часто задавал себе на зоне один и тот же вопрос, кому мешал на этой земле пацан из Козыревки. Судьба рано отняла родителей, дед Никанорыч как мог согревал мальца, но это было крупицей, которую жаждала душа Савы. Затем пошла счастливая полоса — прорыв в Суриковское, встреча с Машей, рождение Полинки, картины и закаты на Петрице… После долгое падение в холодную пустоту зоны. Дурацкие портреты мужиков с погонами, придуманные Ханом. Единственное светлое пятно — две иконы для часовенки. Писал по памяти, и душа ликовала. Хлебнул тогда благодати…

Ему захотелось с кем-нибудь поговорить об этом. Художник взял чистый лист, а карандаш сам засуетился в каком-то танце, оставляя после себя образ уже знакомого человека.

— Не спится? — голос генерала откликнулся из темноты.

— Душу растеребило, хоть водкой залей.

— Бывает… Все о картинах своих маракуешь?

— Заметно?

— А то!

— Вот в толк не возьму, почему я такой уродился? Научился бы, как все, зарабатывать. Построил бы дом. Завел детей… А меня все к закатам тянет. Казалось бы, сруби сейчас бабок и гуляй, а меня от этого тошнит.

— Понять свое предназначение, что прикуп в масть, — подыграл ему генерал. — Спрашиваешь, значит время пришло. Многим и это не дано.

— Спрашиваю, но не понимаю.

— Не горячись, солдат. Над этим вопросом давно копья ломают. Я, вот, тоже когда-то решил разобраться. Не сразу, но разложил по полочкам. Длинной оказалась история-то.

— Что же получилось?

— Ну, послушай… Греческие философы предполагали, что человек сам ничего не может творить. Он только проводник неких божественных начал. Придет демон или высший дух, изваяешь Афродиту. Не приходит, дары на алтарь поднеси.

— Нечто подобное читал у эзотериков. Все храниться в хрониках Акаши.

— Ну, да… Хотя уже римляне предполагали, что есть некие сущности, которых они называли гениями. Они живут в доме творческих людей и приходят к тем на помощь. Например, когда есть заказ на Аполлона или Венеру.

— То есть человек сам по себе не творец?

— Ну, не все и сразу, — усмехнулся генерал. — Постепенно развивалось… Во времена ренессанса возникла другая точка зрения. В центре всего стал человек.

— Выше богов?

— Именно. Уже тогда человек стал творцом. Ему было по плечу и придумать, и воплотить. Никто не диктует, ни дух, ни гений, ни небесный посланник.

— То есть лозунг такой: не жди делай сам.

— Верно, солдат, человека стали называть гением… Правда, тут же нашлись те, кто не мог сам творить, но брался это объяснять другим. Появилась теория творчества, которую потом переформатировали в психологию творчества.

— Догадываюсь, о ком вы говорите.

— После технической революции в Англии, во многих социальных науках стал главенствовать такой же механистический принцип. Борзописцы стремились разложить на винтики и атомы даже творческий процесс. Фрейд со своей теорией психоанализа пытался вычислить и человеческую сущность, и свойство творчества, опираясь только на темное подсознательное. Дарвин разложил по полочкам всю эволюцию человека, опираясь на утверждение, что человека создал труд. Маркс со своей теорией прибавочной стоимости и социальных революций многое сводил к классовой борьбе. При этом никого из них не интересовали рисунки наскальной живописи, которым по десять тысяч лет; статуэтки с возрастом несколько тысяч лет, петроглифы у нас на Урале и русском севере, возраст которых еще предстоит понять.

— Почему?

— Они не вписывались в теорию подсознательного творчества, потому что осознанно человек должен был делать совсем иное.