Пике в бессмертие

— Сам командир дивизии Герой Советского Союза, генерал Каманин отменил наказание. Он же, было бы тебе известно, с нами лично летал, рядом с тобой, в звене Горбачева. С тобою рядом, рядовым летчиком, ведомым летел и, заметь, — поднял он палец, — ни разу из строя не вышел, свое место держал, ведущему подчинялся... Герой! А ты?! А-а, — махнул он рукой, помолчал и заключил, вдруг подобрев. — Не велел генерал наказывать, не велел. Он тоже видел пике твое сумасшедшее, во взрыв, в пламя, из-под «Мессера». — Помолчал и усмехнулся довольно. — Понравилось ему как летаешь, с пике штурмовку как провел, от «Мессера» увернувшись. Решения правильные в критический момент принимаешь. Молодец! Молодец! Большой молодец! Всю станцию разворотил, вагоны с паровозом подорвал! Красиво все сделал. Генерал так и сказал: «Блестящее боевое пике выполнил Бегельдинов твой. В учебник его занести бы, бессмертное пике!»

На том наш разговор и закончился.

Из сказанного генералом следовало: пике, совершенное мною и самолетом, рушившимся бок о бок, чуть не в обнимку с напичканным боеприпасом, но уже мертвым вражеским истребителем, так же стремившимся в грохочущий хаос взрывов — и если мы с «ИЛом», пройдя через все это остались целыми, значит пике наше можно по праву назвать «бессмертным». Вот почему я и вынес эти слова в название книги, учитывая, что такие сложные пике совершал чуть ни каждый опытный штурмовик в боевых вылетах.

Побеждаем и в небе

Наступление! О нем мечтали все советские воины в жестоких оборонительных боях, даже в самые тяжкие дни отступления. Они верили — наступит перелом, час нашего наступления, сокрушительной расправы — час наших побед. И он настал, этот час.

25 ноября 1943 года рванулся в наступление наш Калининский фронт. Активное участие в нем приняла авиация, в том числе и мой 800-й полк. Погода была скверная, мела белая пурга, но полеты не прекращались. Летали в основном успешно, с отличными результатами. Однако были и потери в дивизии, в полку и в нашей эскадрильи. Причины? Слабая подготовленность поступавшего в полк молодого пополнения, отсутствие четкости в обеспечении достаточно плотного сопровождения в полетах истребителей (нередко «ИЛы» летали и без них).

Командование дивизии, полков, даже командиры эскадрилий, учитывая все это, стали вводить в строй молодых летчиков без спешки, строго по программе. В общем, делали все, чтобы они быстрее привыкали к обстановке, набирались опыта из общения со «стариками», нагляделись, как на аэродром возвращаются с задания изрешеченные пулями и осколками снарядов боевые машины. Слушали на разборах боевых вылетов как завоевывались победы и почему, бывало, допускали промахи.

Первый боевой вылет с нового аэродрома завершился не то чтобы ЧП, но событием из ряда вон выходящим. Я подбил немецкий бомбардировщик «Ю-88».

В этот раз штурмовали вражеские танки, зажатые в том самом Демьянском котле. Притиснутые к реке Ловать окруженные немецкие войска, оказывая ожесточенное сопротивление в непрерывных боях, старались протиснуться в еще не закрытый коридор — узкую грозную горловину затягивающегося мешка окружения — свои танки, артиллерию. На них, на колонны танков, мотопехоты и обрушивали удары с воздуха штурмовики. Совершая почти в любую погоду по три-четыре вылета в день, они разрушали немецкие переправы через реку, топили фашистов.

В тот день эскадрилья Пошевальникова совершила три вылета. С утра нанесла удар по зенитной артиллерии, затем по артиллерийским позициям противника.

Эскадрилья Пошевальникова была в полку в числе самых активных, ее самолеты были в воздухе, что называется, от зари до зари. Несмотря на усталость, летчики снова и снова заводили моторы и врывались в небесную голубизну. В отдельные дни приходилось совершать до пяти-шести боевых вылетов. На моем счету были уже десятки разбитых, сожженных танков, орудий, разбомбленные вражеские укрепления: доты, дзоты, разрушенные станции, взорванные паровозы, сожженные вагоны, целые воинские эшелоны с живой силой, техникой и боеприпасами. Теперь и комэск говорил новичкам: — Берите пример с Бегельдинова, как он маневрирует при штурмовке: зенитки бьют, от взрывов густо, как в котелке с кашей, а он будто шарик мыльный или наверху или между ними, между одуванчиками белыми, ныряет, и — тьфу, тьфу, — сплевывает на сторону, от сглазу, — ничто его не берет, потому что управляет самолетом с умом, головой холодной, скользит, маневрирует, изворачивается.

Я, конечно, старался оправдывать эти лестные отзывы, похвалы командира. Именно так пришлось изворачиваться в той, запомнившейся, штурмовке.