Пикник на Аппалачской тропе

Обледенелая тропа была очень скользкой, но зато светили полная луна да и фонарик Энн. Дорога кидалась то вправо, то влево. Когда уже думал, что заблудился, — блеснул впереди огонек, показался бревенчатый дом, запахло дымом, выскочила на крыльцо и залаяла огромная колли. В широких, по-американски сделанных из мелких стекол окнах появилась Энн, замахала руками взрослая девушка. Ребекка?

Потом был ужин из рыбы, которую поймала сама Энн, с картошкой, которую вырастила тоже сама Энн. Я достал гвоздики, бутылочку шампанского, ведь у меня сегодня день рождения! Энн принесла маленький торт, его испекла миссис Смок для первого русского, которого она увидела в жизни. Вставили в него свечу, открыли бутылку.

Гасить свет, чтобы было видно свечу, не понадобилось. Огромная комната освещалась лишь керосиновой лампой и отблесками пламени из стоящей посередине комнаты чугунной печи.

Спать мне постелили на втором этаже. Дело в том, что здесь, как и во многих американских загородных домах, главная комната не имела потолка, ее потолком была крыша. Зато у прихожей, расположенной под той же крышей, потолок был, он-то и образовал как бы пол второго этажа, с которого, как с балкона, было видно, что делается в главной комнате.

Ребекке нездоровится, — по-видимому, перетрудилась или простыла, делая клетки для кроликов.

— Почитай мне что-нибудь, мама, — просит она, как маленькая.

— Хорошо, — говорит Энн и берет какую-то зачитанную книжку.

— Игор, иди сюда, я буду читать нашего любимого поэта, Роберта Фроста. Ты читал Фроста, Игор?

— Нет, первый раз слышу… — покраснел, наверное, я.

Энн начала читать. Это были первые американские стихи, которые мне читали. И понял я мало. Но по выражению их лиц я догадывался, что каждое слово поэта их волновало. Ну а потом, почувствовав, что я мало понял, Энн начала пересказывать мне их содержание.

— Мое любимое стихотворение — «Непройденная дорога», — сказала она под конец разговора.

Когда Энн спустилась спать в основную комнату — она спала на лавке у буржуйки, я взял свечу, книгу и долго вчитывался в это стихотворение. Потом перевел, и вот что у меня получилось:

Две дороги расходились в желтом лесу.
И как жаль, я не мог идти по обеим.
Не в силах раздвоиться, долго стоял я
И смотрел вдоль одной туда,
Где она исчезала за поворотом;

А потом пошел по другой, такой же,

А может, она была чем-то лучше,
Может, трава ее больше ждала,
Хотя, если об этом, — смяв траву обеих,
Я сделал бы их почти одинаковыми.

Да, обе тем утром одинаковы были

В листах без черных знаков шагов.
О-о, я шел по одной все два дня!
Хотя, зная теченье вещей,
Сомневался, что смогу вернуться назад.

Но я буду говорить всегда и везде,

Пусть столетья и годы пройдут:
Две дороги расходились в лесу, и я —
Выбрал ту, где меньше ходили, казалось,
И это лишь и было их различьем.

10 марта, суббота.Встал, как всегда, в шесть тридцать и с утра был уже на улице. Хозяйки еще спали. Вокруг пасмурно, но прекрасно. В тумане видны очертания красных скалистых берегов. С ревом, похожим на шум горных рек, вливались в залив из невидимого отсюда океана струи прилива. Снега почти нет, кругом рыжая прошлогодняя трава и похожие на большие ели кипарисообразные деревья.

Дом стоит на самом мысу. Вокруг, с трех сторон, вода, резкое кряканье уток. Рядом вертится колли. Зовут ее Ачико, что по-японски значит «морской лев». Так назвал ее Роб.

Весь день я делал мужскую работу. Оказалось, что большой подвал под домом залила вода.

— Не можешь ли ты, Игор, как-нибудь откачать эту воду?

Я так хотел не подкачать, что нашел где-то длинную резиновую трубу и ухитрился сделать сифон. Можно было спустить один конец шланга под обрыв. На это ушло полдня, включая купание в ледяной воде подвала, но хозяйки остались довольны. Вода, на мое удивление, стала уходить.

— Игор, а не сделаешь ли ты домик для овцы, а то она скоро окотится?

Сделал я и похожее на двускатную палатку треугольное сооружение, которое всем очень понравилось.

На обед мы ели борщ по рецепту, который я им когда-то оставил, и хлеб с чесноком. А за окнами стало еще красивее. Наступал полный отлив, со всех сторон блестели покрытые водорослями и серым песком отмели, в образовавшихся озерцах плавали дикие утки.

И тут за обедом я рассказал Энн и Ребекке о своем переводе стихотворения. Помолчали.