Пикник на Млечном пути

Фаине на самом деле не нравилось ее имя. Но когда она прочла в энциклопедии, что имя древнегреческое и переводится как «сияющая», успокоилась.

– Что молчишь? – подскочила к ней мать и отобрала резинку. – От стыда язык проглотила?

– Не ори, пожалуйста, – взмолилась Фая. Привычный ей мир рушился с треском и грохотом, а тут еще вопли матери… Так можно с ума сойти!

Фая обхватила голову руками, потому что ей казалось, что оживившиеся мысли пробьют черепную коробку.

Мать ей не мать!

Это ведьма… Старуха Изергиль… Не ее родительница.

Фаина сначала испытала облегчение. Это было первое, что она почувствовала. Какое счастье, что в ней нет ни единого гена этой кошмарной женщины…

Потом пришло недоумение. Как она, эта кошмарная женщина, могла пожалеть больного ребенка и взять его себе? Не было в ней жалости. Значит, она удочерила младенца, чтобы издеваться. Хотела иметь личного мальчика (девочку) для битья. Своего ребенка завести не смогла, вот и взяла чужого, брошенного…

И тут Фаю такая обида охватила, что слезы брызнули. Почему этим ребенком оказалась именно она? Чем она заслужила такое? Хорошие родители забирают своих деток, не то что больных – убогих, а у нее всего лишь были проблемы с почками да какая-то ерундовая аллергия…

В этот миг для Фаи самым страшным человеком на земле вместо матери стала Дора Эленберг.

– Ты ведь не уйдешь от меня? – вкрадчиво спросила мать. Она могла и так разговаривать, пусть и крайне редко.

– Теперь у меня еще больше причин это сделать.

– Что?

– Ты не любила меня никогда. Я думала, причина во мне. Что это я плохая, не достойная любви. А оказывается, дело в тебе. Это ты не способна на любовь к чужому ребенку!

– Я заботилась о тебе как о родной.

Фая отмахнулась. Зачем что-то объяснять? Мать все равно не захочет понять…

Нет, не так. Не сможет, даже если захочет. У нее мозги устроены не как у всех нормальных людей. Фая подозревала, что женщина психически нездорова. В молодости она была просто вспыльчивой, недоброй, властной, но с возрастом у нее не только характер испортился, но появились и, мягко говоря, чудинки. То есть болезнь прогрессировала. И Фая очень боялась, что она унаследует шизофрению (скорее всего, ее) от родительницы.

Теперь об этом можно не беспокоиться!

– Ах ты, курва, от матери отмахиваться вздумала, – возопила «Старуха Изергиль».

– Ты мне не мать!

Кто бы знал, с каким удовольствием Фая выкрикнула эту фразу. Но эйфория, охватившая ее на несколько мгновений, ослабила ее бдительность. И мать смогла изловчиться и нанести удар. Она хлестнула Фаю по губам. Как в детстве.

– Закрой свой поганый рот! – выкрикнула она.

Фае хотелось врезать ей. Ответить ударом на удар. Но она не смогла решиться. Она продолжала бояться матери. Робела перед диктатором, хотя уже, можно сказать, совершила революцию.

Фаина молча прошла в комнату, достала сумки и стала методично укладывать вещи. Она давно решила, какие именно возьмет с собой.

– Я не отпускаю тебя! – заверещала мать. – Уйдешь – прокляну!

– Плевать, – бросила Фая через плечо. В зеркале она видела мать и держалась настороже. Больше она не позволит ей прикоснуться к себе!

– Не дам тебе жизни! – бросила другую угрозу мать. – Буду в институт твой являться, на работу…

– Давай-давай, я тебя в психушку сдам. Она по тебе давно плачет.

Мать среагировала на это заявление мгновенно. Схватила горшок с цветком по имени Антонио и швырнула в Фаину. Та увернулась. Когда ее домашний любимец, пусть не животное, а всего лишь растение, грохнулся на пол, вылетел из своего домика-горшка и его стебли, как перебитые конечности, поникли, Фая схватила сумку, в которую уже успела напихать книг, и кинула в мать. Попала! Сбила с ног. Мать грохнулась на задницу и заверещала.

Фаина испугалась. Что, если она нанесла увечья этой женщине? Она не хотела этого! Только чтобы та угомонилась…

И она вдруг затихла. Секунд десять издавала звуки и вдруг замолчала. И руками-ногами перестала сучить. Фаина подошла к матери. Сняла с нее сумку – она лежала на груди, закрывая голову.

– Тебе плохо? – спросила Фая, увидев лицо матери: застывший в гримасе рот, вытаращенные глаза, бегающие туда-сюда.

Мать, видимо, хотела ответить утвердительно. Она вытянула шею, чтобы кивнуть, но тут же откинулась и стала биться в конвульсиях. Фая бросилась к телефону, нужно было вызывать «Скорую». Когда она вернулась в комнату, мать затихла. Умерла? Вряд ли. Но чтобы проверить, Фая опустилась на корточки возле нее, пощупала пульс на шее. Пульс был, пусть и слабый, прерывистый. Пока Фаина ждала бригаду, думала, какого исхода ей бы хотелось. Пришла к выводу, что не желает смерти матери. Тем более такой, когда она сама ее причиной оказалась. Нет, пусть живет. У Фаины теперь появился объект для ненависти, и имя ему – Дора Эленберг.