Пикник парикмахеров

Под конец, когда развязывали мешки с подарками, все становилось явным — малодушие, и алчность, и дурные привычки, и даже то, что мы, грешные, с опозданием явились на свет, как заблудшие кротята. Но выросли мы под присмотром парикмахеров, портных и сапожников, наши стопы никогда не касались земли, зима и лето были для нас одинаковы. Мы не знали, как собрать яблоки с деревьев, но мечтали по дороге в школу наловить девчонок в большие сачки для ловли бабочек и продать их коллекционерам из далеких стран. Ругаться при этом мы хотели так, как матросы, хотя в наших краях никто не слыхал, как ругаются матросы.

В полдень мы снова были веселы, сидели за столом, ели мясо ножом и вилкой и тайком вытирали пальцы о штаны. На десерт мы ковали планы из железа. Когда же они начинали обжигать нам руки, мы бросали их, бежали вниз на кухню и просили горячего какао. После обеда мы бродили по городу и пытались пугать прохожих, но они даже не оборачивались. Кого мы с братом хотели напугать своими гримасами, не знаю, разве только самих себя, когда видели в зеркале незнакомое лицо. Мы осторожно поворачивались, будто кто-то стоял у нас за спиной, кто-то готовый занять наше место, но видели в зеркале только свое отражение и глазели в свои открытые рты, похожие на шахты, куда больше никто не спустится.

Любила ли нас наша мать? Да, любила, вначале давала нам молоко, потом какао и переводила нас на другую сторону улицы, если нам случалось проходить мимо казенного дома. Дети с огромными головами и ручищами, словно весла, орали и в знак приветствия вскидывали в воздух ноги, похожие на ходули. Это зоопарк, там живут обезьяны, говорила мать и поворачивала нам головы в другую сторону, да так резко, что мы едва не падали в витрины. Выберите себе что-нибудь, весело кричала она, и мы возвращались домой с карманами, набитыми корабликами и всадниками.

По воскресеньям в зоопарке мы снова встречали этих детей, закутанных в шкуры, теперь нам было позволено смотреть на них, и мы громко шуршали пакетами. Они скакали и протягивали руки сквозь решетку, а мы с восторгом бросали им орехи, ведь дающему воздается. Они благодарили учтиво, с поклоном, а мы втирали друг другу соль с орехов во влажные ладони. Так и ходили мы с братом, точно склеенные до самого вечера, а вечером вместе стояли у раковины и умывали руки.

Когда развязывали мешки с подарками, все становилось явным — соль, и вина, и счет от сапожника, который не измерить в орехах. А когда брат вздумал скрыть от меня все остальное, я выхватил у него мешок и вывернул его наизнанку. Как ястребы, мы набросились на добычу, на лошадок, кораблики и всадников, тянули и дергали мешок, каждый в свою сторону, стонали и ругались, как те самые матросы. А когда, устав и тяжело дыша, лежали, вцепившись друг другу в волосы, мы точно знали, что оба бесследно исчезнем с лица земли в пасти друг друга.

Но вот здесь книга нашего спасения, а в ней написано: имя мне император Август, а ты — мой палач, и здесь все станет явным: они носят обувь, пока их собственные стопы не коснутся земли и они не почувствуют, что на улице холодно, зима. Они куют планы из железа и повсюду носят их в карманах, пока сами не вспыхнут, точно живые факелы. Пожар! Пожар! — кричат люди, а они смеются и кричат в ответ: пользуйся пламенем — оно греет! Сачками для бабочек они ловят девочек и продают их коллекционерам в другие страны. Но прежде развязывают им шнурки на ботинках и узлы на передниках, чтобы написанное сбылось: Кесарево — кесарю, а палачу — палачово. Они хрипят при этом и с радостью едят мясо руками, втирая жир друг другу в волосы. После обеда они бегут в зоопарк и дразнят смотрителей палками и шестами. Рывком открывают дверцы клеток и кричат животным: Пожар! Пожар! Смотрители яростно грозят кулаками, но они быстрее, и смотрители медленно падают в снег. И вам не стыдно? — кричат смотрители. Дома сидит и плачет мать, и какао стынет в кружках! Какао, какао, эхом вторим мы, уже почуяв ветер странствий и размахивая руками как веслами, пока, наконец, не причаливаем с сухариками, ромом и приветом к маме.

Но когда мы добрались до корабля, капитан смеялся, а матросы протягивали руки сквозь решетку и кидались орехами. Мы благодарили учтиво, слизывали соль с ладоней и махали, пока в порту не осталось ни одного судна.

Под конец мы с братом стряхивали с одежды пыль и соль, а с себя усталость. Даже хлопали друг друга по плечу, совсем как взрослые мужчины после проигрыша в карты. Завтра мы пойдем к сапожнику, заплатим по маминым счетам. Мы не одиноки, мы ходим парой. Если одного из нас спросят: где брат твой? — каждый ответит: он здесь, и никто не будет убит, ни сапожник, ни портной. Ни парикмахер, который ласково, словно детям, перебирает нам волосы и говорит, что мы прожили свою жизнь достойно.