Пикник у Висячей скалы

– Потому что Миранда огорчится, – искренне ответила девочка. – Она говорит, что пробудет здесь недолго, и я должна научиться любить других людей, а не только ее.

Что же такого могло произойти в воскресенье утром, чтобы Сара забыла взять фотографию с каминной полки?.. Все из-за спешки, Элис, я тебе только что сказала. Мисс Сара спешила и поэтому забыла ночную рубашку. Ночную рубашку, футляр с туалетными принадлежностями. Их легко могли забыть возбужденный ребенок и совершенно недомовитый взрослый, помогавший складывать вещи в небольшую корзинку. Только не рамку с портретом. Никогда и ни за что Сара ее не оставила бы. Возможно, бедняжка серьезно заболела? Так серьезно, что мадам об этом умолчала? А опекун, поклявшийся держать все в тайне, увез девочку в больницу?

От дуновения ночного воздуха заколыхались кружевные занавески. Диане было холодно, ужасно холодно. И страшно. Набросив на плечи халат, она зажгла свечу и села за туалетный столик, чтобы написать письмо констеблю Бамферу.

В среду днем, двадцать пятого числа, последние экипажи Хасси увозили последних воспитанниц колледжа. Молчаливые комнаты полнились кипами бумаги, разбросанными заколками, обрывками лент и тесемок. Камин в столовой остыл, гвоздики в высоких вазах держались на последнем издыхании. Старинные напольные часы на лестничной площадке издавали такой громкий звук, что миссис Эпплъярд казалось, будто она слышит их бесконечное тиканье через стену кабинета. Минута за минутой, час за часом, словно сердце бьется в уже мертвом теле.

В сумерках Минни принесла почту.

– Сегодня с опозданием, мэм. Том говорит, из-за пасхального расписания поездов. Задернуть вам шторы?

– Как хочешь.

– Тут есть письмо для мисс Ламли, заберете его?

Директриса протянула руку.

– Придется разузнать адрес ее брата в Уоррагуле.

Кто, кроме семейки Ламли, способен умереть, не оставив адреса? У Доры Ламли вечно была неразбериха с письмами. Миссис Эпплъярд смотрела на плотные шторы, закрывавшие вид на сумеречный сад, и думала о том, как мало на самом деле вещей в жизни остаются в изначально запланированном для них порядке. Можно организовать и расписать заранее каждый час, и все равно верх возьмет путаница. Нет в существовании никакой определенности, ничего тайного, ничего надежного. Взять хотя бы людей вроде Доры Ламли или маленькой Сары. Такие слабовольные… держишь их под строгим контролем, а стоит отвернуться, и они от тебя ускользают… Директриса машинально взяла стопку писем и начала их сортировать. Пара-тройка посланий были для работников: одно для Мадемуазель, написанное тонкими сиреневыми чернилами Луи Монпелье, цветная открытка для Минни из Квинсклиффа, баснословный счет от пекаря в грязном конверте. Никаких чеков. Сразу после Пасхи придется поехать в Мельбурн и продать несколько акций, а заодно посетить и Расселл-стрит. Самое время для конструктивных действий.

Как бы ей сегодня ни хотелось поесть в одиночестве, миссис Эпплъярд потянулась к звонку у камина.

– Элис, я буду ужинать внизу вместе с Мадемуазель и мисс Бак. Сообщи об этом кухарке и попроси ее затем подать на подносе десерт – черный кофе, сахар и сливки на три персоны.

Каждая деталь в сложившейся ситуации играла значение, поэтому директриса тщательно подобрала к наряду бархатный бант и дополнительную брошь. Мадемуазель не обойдет вниманием такие мелочи и сочтет их обнадеживающими. Мисс Бак с ее невыразительным оскалом и толстыми очками может оказаться подозрительной. Бывают дурочки и тупицы, видящие слишком много, а бывают те, кто ничего вокруг себя не замечает. Вот бы услышать совет Артура! Или даже бесстрастную оценку Греты Макроу. Впервые за многие недели директриса подумала об учительнице математики и стукнула кулаком по туалетному столику с такой силой, что гребни, расчески и бигуди подскочили на полированной поверхности. Невообразимо, чтобы женщина, обладательница мужского ума, на которую миссис Эпплъярд за несколько лет привыкла рассчитывать, позволила себе потеряться, исчезнуть, подвергнуться изнасилованию или хладнокровному убийству, словно наивная школьница! Миссис Эпплъярд никогда не видела Висячую скалу, но в последнее время часто ощущала ее темное давление.

Две молодые дамы никогда не видели директрису такой вежливой, как за ужином в тот вечер. Просто сама говорливость. После суматошного дня учительницы уже подавляли зевки, когда пришла пора звать Минни.

– Полагаю, в буфетной осталось немного бренди в графине? Помнишь, Минни, ты подавала его, когда заезжал епископ из Бендиго?

На столе появился графин. Дамы неторопливо потягивали напиток и даже выпили за здоровье и благополучие Мадемуазель и месье Монпелье. Устало поднимаясь наверх со свечой, Диана подумала, что это был самый долгий ужин в ее жизни.