Пикник у Висячей скалы

Часы на лестничной площадке пробили половину первого ночи, когда дверь комнаты миссис Эпплъярд бесшумно отворилась, и пожилая женщина с ночной лампой вышла к пролету. Пожилая женщина со склоненной под тяжестью бигуди головой, с обвисшей грудью и рыхлым животом под фланелевым халатом. Никто, даже Артур, прежде не видел ее без боевой формы – корсета из стали и китового уса, в котором миссис Эпплъярд привыкла проводить по восемнадцать часов в день.

Через окно на лестнице лунный свет падал на ряд закрытых кедровых дверей. Мадемуазель спала в конце коридора, мисс Бак – в маленькой спальне в дальней части башни. Женщина с лампой прислушивалась к тиканью, раздающемуся во мраке внизу. По крыше вдруг пробежал опоссум, и она резко вздрогнула, едва не выронив лампу. В ее тусклом свете большая комната казалась идеально убранной: чисто, кровати застелены, едва уловимо пахнет лавандой. Жалюзи опущены на одном уровне, открывая одинаковые прямоугольники залитого лунным мерцанием неба и темных верхушек деревьев. Две кровати с аккуратно сложенными шелковыми покрывалами розового цвета выглядели безупречно. На туалетном столике между двумя высокими вазами, розово-золотыми, лежала подушечка для иголок в форме сердца, где она ранее обнаружила и немедленно уничтожила записку. Снова миссис Эпплъярд увидела, как наклоняется над девочкой, что лежала в кровати поменьше, вспомнила даже не лицо, а глаза, огромные черные глаза, обжигающие ее взглядом. Снова услышала, как та вопит: «Нет, нет! Только не это! Только не приют!» Директриса вздрогнула – жаль, что не надела теплое белье под ночную рубашку. Она поставила лампу на прикроватный столик, открыла шкаф, в котором слева до сих пор висели платья Миранды, и начала методично осматривать полки. Вот справа синее пальто Сары с меховым воротником, маленькая бобровая шапка. Туфли. Теннисные ракетки. Теперь комод: чулки, платки, глупые открыточки… валентинки. Сразу после праздников она уберет вещи Миранды. Так, туалетный столик. Умывальник. Маленький рабочий стол из орехового дерева, в котором Миранда хранила цветную пряжу. Наконец каминная полка. Здесь ничего важного – лишь фотография Миранды в серебряной рамке. Когда миссис Эпплъярд закрыла дверь, погасила лампу и рухнула на огромную кровать с пологом на четырех столбиках, из-под жалюзи пробивался первый утренний свет. Директриса ничего не обнаружила, ничего не выяснила, ничего не решила. Впереди ждал еще один ужасный день вынужденного бездействия. Часы пробили пять. О сне можно было и не думать.

Четверг выдался необычайно теплым, и мистер Уайтхэд, взявший выходной на Страстную пятницу, решил поработать в саду. Хотя вершину горы Маседон, как обычно, укутывал пушистый белый туман, дождей больше не предвиделось. Следует полить гортензии за домом. Без юных леди в колледже было непривычно тихо, едва доносилось мирное кудахтанье домашних птиц и отдаленное хрюканье свиней на фоне грохота колес от повозок, изредка проезжавших мимо по большой дороге. Том уехал в Вудэнд за почтой. Кухарка, которой теперь приходилось кормить лишь несколько взрослых вместо обычного комплекта голодных школьниц, устроила на кухне генеральную уборку. Элис намывала заднюю лестницу – в последний, как она надеялась, раз. Мисс Бак уехала в экипаже на утренний поезд. Минни, улучив десять минут, жадно поедала связку спелых бананов, к которым в последний месяц у нее появилась особая страсть, и радостно ослабляла пояс ситцевого платья, ставшего чересчур тугим.

Диана де Пуатье складывала свой скромный, но элегантный гардероб. От одного вида простого свадебного платья из атласа у девушки часто забилось сердце. Через несколько часов Луи отвезет ее в Бендиго; там в скромном доме гостиничного типа он снял для невесты меблированную комнату до второго дня Пасхи. Она чувствовала себя птицей, готовой отправиться в свободный полет после долгих лет томления в мрачной комнатке – где она частенько плакала, пока не проваливалась в сон. Диана начала тихонько петь Au clair de la lune, mon ami Pierrot[32], и сквозь открытое окно вызывающая и грусть, и радость мелодия донеслась до лужайки, где миссис Эпплъярд обсуждала с мистером Уайтхэдом посадку нового бордюра для дорожки.

– Надо будет приступить после Пасхи, мэм, если хотите красивые цветы к весне.

Мадам предложила сальвию, довольно полезный цветок. Садовник нерешительно согласился.

– У большинства юных леди есть любимые цветы. Что интересно, увижу Рождественскую лилию и сразу вспоминаю про мисс Миранду. «Мистер Уайтхэд, – говорила она, – лилии так похожи на ангелов». Теперь-то она, бедняжка, и сама, верно, среди ангелов. – Он вздохнул. – Как насчет анютиных глазок?

Директриса заставила себя думать об анютиных глазках и ответила, что они хорошо смотрятся со стороны главных ворот.

– Маленькая мисс Сара, вот она как раз любит эти цветы, часто выпрашивает у меня, чтобы поставить в своей комнате… Вам холодно, мэм? Принести шаль?