Пиковая Дама

Дверь открылась, сестра вошла в полумрак. Мама испарилась, рассеялась дымом.

— С кем ты разговаривал? — нахмурилась Оля.

Артем был один в комнате. Не считая полутораметрового зеркала, возле которого он стоял, теней и пучеглазого морячка. Небо за зашторенными окнами быстро серело.

— С мамой.

Оля тяжело вздохнула, приблизилась к брату со спины.

— Тема, — терпеливо сказала она. — Ты же знаешь, что мамы больше нет.

Она положила руку ему на плечо — отразившаяся в зеркале картина дублировала дагеротипию. Так же позировали фотографу графиня и ее маленький сын. Артем дернулся всем телом, сбросил сестрину ладонь.

— Мама говорит, ты плохая. Мама говорит, ты совсем не любишь меня.

— Мама бы никогда не сказала такое. — Оля присела подле брата. Посмотрела в глаза его зеркальному двойнику. — Ты помнишь, какой она была? — Слезы подступили, защекотало в горле. — Она была доброй, светлой, хорошей. Она любила нас.

— Меня она и сейчас любит, — запальчиво произнес Артем.

— Да, так и есть. — Оля потянулась к кукле. Та выглядела старой, архаичной. Артем крепче обнял своего тряпичного компаньона. — Элеонора Павловна сказала, ты ударил мальчика карандашом.

— Он сам виноват. Он говорил гадости про маму.

— Но ты поранил его. Это неправильно.

— Мама говорит: надо было бить в глаз.

— Сомневаюсь, что мама могла сказать такую чудовищную вещь. — Оле удалось прикоснуться пальцем к ножке оберегаемого морячка. Набивка была сырой: казалось, стисни куклу — и на ткани проступит вода. Или кровь…

«Это уже слишком даже для твоей фантазии», — стреножила Оля поток мыслей. Вслух спросила:

— Откуда он у тебя?

— Мама подарила.

— Позволь…

— Нет! — Артем отступил на шаг. Но не его отражение, оставшееся стоять у трельяжа. Оля оцепенела. В зеркале лицо двойника исказилось от злобы, верхняя губа задралась, оголяя надколотые зубы и черные собачьи десны.

— Не тронь его! — прорычало существо, как две капли воды похожее на Артема.

Оля попятилась в ужасе. Реальность разлеталась вдребезги, осколки наполнялись сводящей с ума истиной: Пиковая Дама существует и много лет жестоко убивает глупцов, осмелившихся позвать ее.

Артем кинулся к выходу, заслонив на миг кошмарного двойника. Этой секунды хватило, чтобы двойник прикинулся безобидным отражением и ушел из амальгамы вслед за мальчиком. По деревянным панелям прошмыгнула тень.

— Она вас всех заберет, — воскликнул Артем, хлопая дверью.

— Какого черта? — спросила Оля у пустой комнаты и собственного смертельно побледневшего отражения.

Особняк ответил ей тоскливым скрипом, шорохами меж стен. Тьма, смелея, вылезала из щелей и заполняла школьные коридоры, и рыбы в неводе скалили иглы клыков, а намалеванный арлекин лихорадочно плясал в преддверии ночи.

* * *

— Ах вот ты где! — обрадовалась Элеонора Павловна.

Пропажу она искала по всему интернату, а сумочка висела на спинке стула в кабинете первоклашек. Учительница поцокала каблуками и, лишь взяв сумку, заметила, что кабинет, который она отперла ключом, кабинет, который был темен как брюхо кита… совсем не пуст.

Пластмассовый мячик поскакал по проходу. За партами сидели дети, каждый прижимал к груди игрушку. Игрушки были яркими и новыми, а дети… тусклыми и старыми. Выцветшими, как на порченных влагой фотографиях.

В первом классе училось десять школьников, но здесь собралось вдвое больше ребят. Они внимательно смотрели на Элеонору Павловну страшно взрослыми глазами. Щеки их были исцарапаны и искусаны насекомыми, волосы острижены кое-как. У мальчишки, сидящего за первой партой, прикрывающего лицо интерактивным щенком Зумером, отсутствовала ступня. Учительница видела это, потому что дети были босыми, одетыми в лохмотья.

Они молчали. Смотрели обвиняюще и молчали.

Элеонора Павловна перекрестилась, выключила свет, вышла из кабинета и заперла дверь на ключ. Она решила не рассказывать о происшедшем даже мужу. Мало ли, сон наяву. И почему сразу старческое слабоумие? Нет, для слабоумия рановато…

Ежась, Элеонора Павловна торопилась по коридору, под моргающими лампами.

Призраки в кромешном мраке теребили игрушки живых детей.

* * *

— Ты готова? — Алиса попкой отворила дверь и вошла в спальню.

— К чему? — поворочалась на кровати Соня.

— Оценивать мою стряпню! — Алиса повернулась.

В ее руках был поднос с тарелками. Ноздри затрепетали от аромата еды. Слюна едва не потекла по подбородку, Соня сглотнула и соврала:

— Я не голодная…

Мысли галопировали в голове как обезумевшие лошади. Кладбище… женщина, отразившаяся в луже, привкус сырых грибов, ставших потом хлебцами, Кирилл или его призрак… Она что, сходит с ума? Может, это вялотекущая шизофрения? И из интерната Соню отправят на принудительное лечение в психушку. Жиденькую кашу ей будут насильно заливать в глотку через шланг, а мама не навестит, стесняясь дефективного отпрыска…

— Да ты посмотри на себя! — возмутилась Алиса. — Ты же с ног валишься! Глючит тебя уже!

— Я в порядке.

— Ой, не заливай тетушке Алисе. Если ты похудеешь, мне придется искать новую толстую подружку. Так что…

На тарелках лежали яичница, румяные тосты и очищенный мандарин. Желудок Сони запротестовал против пыток.