Пиковая Дама

Оля открыла глаза, всматриваясь во мрак. Ощутила Женины ладони на лопатках. Он толкал ее вниз. В ушах, в голове гудело. Тьма полыхнула белым. Словно папарацци защелкали фотоаппаратами, а она была главной звездой.

Чик. Чик. Чик.

Вспыхивало в черепе, за расширившимися до предела глазами. Конечности онемели, сводило судорогой икры. Сколько времени прошло? Почему она не теряет сознание? Смерть, где ты?

Грудь, казалось, вот-вот взорвется, выломаются ребра. Пытка была сильнее воли.

Она нащупала ботик, пошлепала слабо пальцами, требуя, чтобы Женя отпустил ее. Давление тут же прекратилось, Оля вынырнула, жадно глотая кислород, протирая костяшками глаза.

— Прости. Прости, черт подери, я не могу! Больше не могу!

Она посмотрела по сторонам. Женя исчез. Оля…

* * *

…Оля обмякла в купели, и Женя хотел помолиться богу, но, зыркнув на фреску, вспомнил, какие именно божества обитают за гранью миров. Он стиснул зубы и сказал, что свернет шею хоть Нергалу, хоть Аиду, если они позволят Оле умереть.

Пять сорок, — показывал таймер.

Оля…

* * *

…Оля медленно вышла из бассейна, из черной, как нефть, воды. Ручейки стекали по телу и одежде, но холодно почему-то не было. Вместе с Женей пропал и весь хлам. Подвал вычистили: ни кукол, ни манекенов, ни паутины в углах, ни ламп. Пламя свечей озаряло голые стены. Сотни огарков, натыканных там и тут, лавовые натеки воска…

— Получилось, — прошептала Оля. — У нас получилось! Я перенеслась!

В дверном проеме над постаментом горело электричество. Пораженная, Оля увидела в зеркале захламленное подземелье, саму себя, плавающую в купели лицом вниз, и перепуганного Женю, уставившегося на таймер.

— Эй! — окликнула она.

Женя не слышал, отделенный стеклом и стеной, пролегающей меж измерениями. Он сказал раскатисто:

— Пять двадцать.

Замедленная речь, как на зажеванной пленке. Там время шло по-другому.

Таймер вел обратный отсчет.

Оля отклеила от пола длинную и толстую свечу и поспешила к выходу из подвала. Вспомнила шикарно иллюстрированную книгу Льюиса Кэрролла, которую подарила ей мама на десятый день рождения. Нынче она, как сказочная Алиса, путешествовала по зазеркалью, но зазеркалье было тоскливым и пустым, вымороженным местом, так похожим на особняк детоубийцы.

Строительный мусор пропал из северного крыла. В этой вселенной за окнами было черно, как за иллюминаторами космического корабля. По стенам сочилась вода, с потолка капало. Босые пятки ступали по скрипучему паркету.

Оля выставила перед собой свечу и вышла в холл.

Перед ней стоял человек. Она видела только спину в спортивной кофте, эмблему олимпийских игр, но безошибочно узнала и прическу, и широкие плечи.

— Кирилл?

Парень не шелохнулся. Свеча подрагивала, по тыльной стороне ладони тек, застывая, горячий воск, капал на половицы. Оля поскрипела в обход, притиснувшись к стене, боясь, что мираж превратится из статного парня в костлявую брызгающую слюной ведьму.

Сперва ей показалось, что Кирилл отпустил бороду и борода покрыла все лицо, включая нос, лоб и глаза. Но приблизив свечу, Оля сообразила, что у Кирилла нет лица, что это второй затылок. Кисти и ушные хрящи были двойными, как если бы Кирилл наполовину погрузился в жидкое зеркало и сложился в единое целое с отраженной частью себя. На второй спине дублировались олимпийские кольца.

«Как же он дышит?» — ужаснулась Оля.

Перевертыш слегка подергивался, и Оля заприметила серую пульсирующую кишку, пуповину, которая начиналась в темечке переиначенного Кирилла и уходила в картину на стене… нет, наоборот. Начиналась в холсте с арлекином.

Правда, и арлекин нынче был иным. Он выглядел как обрамленное рамой насекомое вроде сфотографированного в режиме макросъемки клопа. У клопа был хоботок, и именно он вылезал наружу, питаясь мальчиком о двух спинах. От удовольствия мерзкая тварь закатила глазки, а Оля двинулась дальше по коридору, унося с собой слабенький кокон света. Тьма смыкалась позади, дом скрипел суставами и плакал. В обитаемой черноте за окнами вспорхнуло какое-то абсурдное существо. Птица или крылатый ящер, ожившее оригами из осколков стекла. Острый треугольный клюв клацал, будто ножницы. Это чудище напоминало спецэффекты, созданные на заре компьютерной графики, персонажа фантастического фильма из девяностых. Возможно, оно питалось теми, кто пробовал покинуть особняк.

Птица скрылась за границей оконной рамы. Но дом не уставал демонстрировать чудеса. Полноватая девушка в атласном халате пробежала из восточного крыла к лестнице. Взлетела по ступенькам, оставляя в воздухе дробящиеся очертания самой себя — как в комиксе или на заезженной видеокассете.

Оля бросилась за Соней, но не успела догнать. Девушка растворилась во мраке. Панно так же опустело, и Оля поняла, кто сопит и топает в недрах здания. Коварный океанский бог, ищущий особую рыбу, похотливый Оанесс-Дагон.

В коридоре горели газовые рожки. По бокам стояли детские кроватки, притрушенные палой листвой и обрезками волос. В одну из подушек кто-то вонзил в припадке ярости ржавые портняжные ножницы.