Пиковая Дама

Мгла окуривала туалет как живой дым. Особенно много ее было в грязноватом зеркале. Из-за освещения казалось, что амальгама выдувается парусом внутрь туалета.

Антон навалился на дверное полотно.

— Эй! Тут люди! Вы меня заперли!..

Дверь не поддавалась. Антон стукнул кулаком. Будто реагируя на удар, в одной из кабинок с рыком спустилась вода. Бачок засопел по-звериному.

Антон оторвался от двери.

Из кабинки никто не вышел. Затих заново наполнившийся бачок. Электрические трубки зажужжали мухами. Мигнули: свет-тьма-свет. Антон ослабил ворот рубашки — вдруг дышать стало тяжело. В висках ломило от наскакивающей темноты и флуоресцентных спазмов.

«Она там, — шепнул голосок в голове. — Пиковая Дама с ржавыми портняжными ножницами».

Дверь второй кабинки распахнулась. Антон отпрянул.

Мужчина в халате окинул его озадаченным взором.

— Вы в порядке?

— Д-да.

— А по вам не скажешь. — Мужчина сгорбился над раковиной.

— Замок… заклинило и…

Мужчина — медик — отряхнулся.

— Позвольте.

Он протянул руку. Антон моргал осоловело.

— Позвольте-позвольте. Я врач.

Влажные пальцы окольцевали запястье.

— А что это у вас с пульсом, дорогой мой?

— Ничего, — буркнул Антон.

— Ничего? У вас сердечко через горло не выпрыгнет?

— Я был в крематории. — Антон поправил рукав. — Не привык к смертям.

— Парнишку хороните? — Врач вынул из кармана расческу, глядя в зеркало, разделил волосы на пробор. — Вы родственник?

— Нет. Сосед.

— Семнадцать лет. — Доктор поцокал языком. Толкнул дверь с силой — и она открылась. Антон вышел за освободителем в сумрачный коридор. — Миокарда. Вот такой рубец, — врач показал палец. — Бедолага.

— Что это значит? — поинтересовался Антон.

— А то и значит. Врожденный порок.

— То есть ничего необычного?

Доктор остановился. Вскинул кустистые брови:

— В каком смысле — «необычного»?

— Да я так… мало ли…

Антон выругал себя. Что он ждал услышать? Что из сердца мальчишки извлекли ножницы? Все-таки заразной была дурь Чижика-Пыжика и лисички-сестрички Екатерины Батьковны.

Между Антоном и медиком прошла санитарка, поздоровалась:

— Добрый день, Михаил Иванович.

— И вам, и вам, — задумчиво пробормотал доктор. Санитарка поцокала каблучками к аптеке. — Как вас, дорогой мой?..

— Антон…

— Антон, на пару слов.

Рабочий стол Михаила Ивановича был завален бумагами. Доктор порылся в ящике, вынул стопку документов, полистал. Прищурился заговорщически.

— Я для отчетности фотографии делаю. Вы не из брезгливых?

— Нет…

Заинтригованный, Антон взял предложенный снимок. Через минуту он спросил тихо:

— Это фотошоп?

На фотографии было тело: от пояса до кадыка. Край кадра обрезал голову, а грудную клетку разрезал шрам. Матвея выпотрошили на металлическом столе и заново зашили. В свете ламп тело отливало голубизной.

— Я думал, брак, — сказал доктор негромко.

Поверх снимка проступало Лицо. Как на рентгене: костистые скулы, запавшие глаза. Сквозь глазницу просвечивал белый сосок мертвеца. Будто зрачок с бельмом.

В помещении стало жарко. Муха ползала по окну: то ли внутри кабинета, то ли между стеклами, не разобрать. В зеркале над столом отражался помрачневший доктор.

— Я переснял.

Второе фото легло в руку Антону. Царапнуло уголком рану.

Лицо уменьшилось, но не пропало. Оно парило над трупом. Черные глаза, острый подбородок. Вместо рта — пролегающий вдоль грудины Матвея шрам. От того, насколько похоже лицо на рисунок в Анином блокноте, волосы вздыбились.

Доктор жаждал ответов.

Что ему сказать? Детвора баловалась и вызвала из зазеркалья нехорошую женщину? Антон не верил в призраков…

Или верил? Глядя на фотографию — верил.

— Вы сказали «необычное». По-моему, достаточно необычно.

Антон промычал нечленораздельно. Опустил на стол снимок.

— Что вы знаете? — допытывался Михаил Иванович.

— Ничего…

— Так я и думал. — Доктор глянул в зеркало, поправил челку. — В гостях у сказки, — хмыкнул он.

15

Во дворе скрипели качели, катая по кругу компанию невидимок. Ветер, как заботливый родитель, подталкивал люльки. Звук несмазанных петель отдавался болью в зубы.

Антон мазнул взором по долгострою. В глубине промозглой конструкции кто-то гулял. Тени балок скрадывали фигуру. Другой гуляка расхаживал за покосившимся рифленым забором, чавкал грязью.

На улице же не было ни души. После столпотворения в крематории безлюдный микрорайон навевал мысли о пустыне. Здесь всегда было тоскливо — говорил же Антон жене, оттащив от риелтора: «Это медвежий угол! Тмутаракань! Давай другие варианты посмотрим». А она убеждала: «Год-другой — все здания возведут, разобьют парк, супермаркет откроют». Парк и супермаркет так и оставались картинками на оптимистическом рекламном щите. Ветер прошивал насквозь каркасы высоток. Птицы свили гнезда в несостоявшихся детских, в спальнях и туалетах. Вдали ощетинился кронами сосновый лес.

Антону захотелось покурить — впервые за три года. Он закинулся мятной пластинкой, вошел в подъезд. Лифт пыхтел, увозя вверх Марину и Аню, а с ними — Анину подружку.