Автомобиль ехал на север, дома сменились пологими балками и сосняком. Смирнов постукивал ладонью по ребру саквояжа.
— Как теперь жить? — спросил вдруг Антон. Вопрос риторический. — Как спокойно жить, притворяясь, что всего этого не существует… рядом с нами? Бриться, зубы чистить…
— Научитесь, — сказал Смирнов. — Если не хотите сойти с ума.
«Вольво» проскочил мост и журчащую, освободившуюся ото льда речушку.
— Та история, — промолвил Смирнов, — про девушку Марту. У нее есть продолжение.
— Поделись же.
— Помните, я говорил, что общался с Мартой по скайпу? Через пару дней я проснулся среди ночи…
Смирнов прикрыл глаза. На внутренней стороне век он увидел свою спальню и фигуру, стоящую у изножья кровати. Человек бесшумно вошел в дом и наблюдал за спящим Смирновым. В полутьме, прореженной лунным свечением, серебрилась шерсть. Короткая, слипшаяся, в проплешинах. Ночной визитер был одет в фиолетовый костюм и белую накрахмаленную рубашку, бордовый галстук свисал как собачий язык. А к потолку торчали уши.
— На нем была маска, — сказал Смирнов.
Человек-заяц обхватил пальцами набалдашники старомодной панцирной кровати. Пружины скрипнули под дернувшимся Смирновым. Фигура качнулась к нему, от изящных аристократических запястий поднимался сизый дымок.
— Позови меня, — ласково промурлыкал демонический гость.
С полки упала на ковер книга. И Смирнов знал, какой именно это томик. Коричневый, с крестом о трех перекладинах.
— Он хотел, чтобы я воспользовался заклинанием, — сказал Смирнов Антону. — И в ту минуту я тоже этого хотел. Такое неудержимое желание. Оно душит, разрывает изнутри. Ведь я мог попросить что угодно. Даже…
В голове прозвучал мягкий вкрадчивый голос:
— Я воскрешу твоего мальчика.
Смирнов потянул себя за бороду. Антон смотрел пристально.
— Даже оживить сына. Он искушал меня. Соблазнял.
— Но ты не поддался.
— Я не поддался, — подтвердил Смирнов.
В памяти фигура человека-зайца растворилась сизым дымом. Комната опустела.
— Зло нельзя победить раз и навсегда, — сказал Смирнов. — Оно неусыпно ждет, когда мы совершим ошибку. Чтобы воспользоваться слабостью, сыграть на нашем горе. Оно становится шепотом. — Смирнов почесал висок. — Оно пытается убедить меня, что я не провел обряд лишь потому, что никто на свете не любит меня и мне некого было бы приносить в жертву бесам.
— Хочет, чтобы мы казались себе плохими, да?
— Плохими и грязными. Не забывайте, Антон. Вы — хороший, добрый парень. Верьте в свет, который в вас есть. Так вы сможете сосуществовать с червоточинами в реальности.
По лобовому стеклу скользнула тень. Облака сошлись над трассой, заслонили от солнца лысую рощу. Смирнов оглянулся, провожая взором черную корягу у отбойника.
Стрелка спидометра резко съехала влево. «Вольво» остановился. Антон повозился с ключами.
— Да что ж за напасть…
Смирнов рассматривал в окошко лес, тени за деревьями.
…А тени смотрели на забуксовавший автомобиль.
39
Свет померк, заслоненный то ли тучами, то ли легионом мигрирующих птиц. Вороны истошно каркали над микрорайоном, разевая клювы. В кабине подъемного крана пожилому рабочему срочно захотелось перекреститься: желание, не возникавшее много лет, с тех пор, как умерла его набожная мать. Крылатое воинство кружилось, образовывая громадную форму, которую при известной доле фантазии можно было принять за женскую фигуру. Вон ноги, вон руки — точно великанша, парящая в небе. Крановщик включил маяки на стреле и осенил себя крестом.
Ветер вспенивал мутные лужи. Оцинкованный забор дребезжал. Одна его секция выломалась и полетела, лязгая, в кювет.
Шестилетняя девочка, принимавшая ванну, опустила в воду резиновую куклу и держала ее под слоем пены, мурлыча мелодию, никогда прежде не слышанную.
Бродяга, спрятавшийся от холода в недрах стройки, ойкнул, схватился за сердце и выронил пузырек со спиртом. Стекляшка еще катилась по бетону, а бродяга был уже мертв. В его глазах отражались незастекленный оконный проем и клочок неба, вороны и облака.
Что-то огромное и черное двигалось к микрорайону.
Но лишь единицы это почувствовали.
40
Створки лифта разомкнулись, выпуская на этаж.
По пути к подъезду мама вспомнила, что холодильник пуст, и отлучилась за продуктами, попросив Катю посидеть с Аней десять минут.
Аня отперла дверь. Она соскучилась по квартире, знакомой и родной обстановке. И квартира будто обрадовалась ее возвращению: закапал кран, забурчал холодильник. Клён приветливо поскоблил ветвями по карнизу.
Даже филиал маминого музея — гостиная — не выглядела мрачно.
Девочки прошагали на кухню. Им многое предстояло. Не самое приятное, жизнь — отнюдь не фильм с хеппи-эндом. Например, похороны Чижика. Но думать об этом сейчас не было сил. Катин телефон басил мясистым хип-хопом. Дабы отпраздновать победу, Аня смахнула с чайника полотенце и водрузила посудину на плиту, попутно отразившись в нержавейке.
— Сколько лет твоей маме? — спросила Катя.
— Тридцать шесть. А что?
Катя накрутила на палец локон.
— Не понимаю я мужчин.
— Каких мужчин?
— Которые выбирают старух вместо молодых красивых девушек.
— Ты о чем? — недоумевала Аня.
— Мысли вслух.