Марина влетела в гостиную. Паника набрасывала на горло хомут. Неистово колотилось сердце. Сундуки и салонные кресла отбрасывали длинные тени. Гардины почти не пропускали свет, отчего антиквариат казался скопищем приземистых монстров, пещерных чудищ.
— Девочки, где вы?
Межкомнатную дверь будто тесаком рубили. Вспомнилась знаменитая сцена из «Сияния»: одержимый Джек Никлсон прокладывает путь топором, охотится на жену.
Мобильник норовил выпасть из ослабевших рук.
— Ну же! Антон!
Телефон пискнул — и связь прервалась. Антон не поможет. Она абсолютно одна.
Марина осмотрела кучку опилок у ног. Сглотнула, смочила слюной пересохшие губы.
Зеркало отражало мир гостиной и наслоившийся сверху мир причудливых теней. Трещина зигзагом расколола голову Марины.
Сбоку раздался всхлип.
Марина рванулась на звук, распахнула дверцы гардероба. В темноте, как в черном лебяжьем пухе, сидела Катя. Она обхватила руками колени и глядела затравленными мокрыми глазами. Марина пошатнулась, вцепилась в дверцы, чтобы не свалиться без чувств, подкошенная неизбывным страхом.
— Где моя дочь?
— Она… оно… в ней…
Катя вздрагивала от рыданий.
— Что? Что ты такое говоришь?
— Оно в нее залезло…
Марина отпрянула: найти Аню! Скорее! Это какая-то ошибка, глупость! Все ведь закончилось, они победили…
Аня стояла на софе, и Марина могла поклясться, что секунду назад там никого не было. Девочка держала в кулаке кухонный нож. Ее глаза были сгустками тьмы, остывшей золой, слюдой. По оттопыренной нижней губе сползала и капала на кофточку слюна.
— Солнышко?
Аня накрутила на палец локон и резким движением отрезала его. Протянула матери с таким нечеловеческим, бессмысленным, отрешенным лицом, что Марина застонала.
А дочь запела. Лопнувшие капилляры выкрасили в розовый цвет ее белки. Они фосфорически светились, оттого Марина и различала такие подробности в сумерках. Глаза источали свечение, как болотные огни.
— Анечка…
Девочка продолжала стричь саму себя. Сжав волосы, пилила ножом. Если лезвие соскочит, она поранится… Порежет себя, господи…
— Не подходите к ней! — полушепотом сказала Катя.
Она вылезла из шкафа и тянула Марину за локоть. Марина высвободила руку, не обращая внимания на увещевания, пошла к дочери.
Очередной клок волос спланировал на подушку.
— Анечка… Милая, остановись… ты причинишь себе вред…
Черные глаза прожигали лазером.
— Я… Анна…
Дочь прыгнула и сбила Марину с ног. Казалось, она весит тонну. Парализованная ужасом, Марина почувствовала стальные пальцы на своем горле. Аня замахнулась ножом, чтобы перерезать матери глотку, но Катя подскочила и перехватила запястье, рывком скинула девочку на пол. Марина опомнилась, кинулась к дочери и навалилась всем телом. Нож улетел под комод. Аня шипела и плевалась, царапала ногтями паркет. От кожи исходил жар, словно Марина обнимала тлеющую головешку. Зрачки дочери закатились, она больше не пыталась нападать.
— У нее конвульсии! — вскрикнула Марина.
Где-то над головой — из зеркала, конечно из зеркала, — мрак напевал загробную песнь, колыбельную сырой земли.
Жизнь дочери вытекала сквозь пальцы как песок.
— …Вы меня слышите?
Марина уставилась на фельдшера. Никак не удавалось понять, чего от нее хотят. Карета скорой мчала, оглашая безлюдные улицы воем. Аня, зафиксированная ремнями на носилках, продолжала судорожно брыкаться. Перекошенный рот истекал слюной.
Молодой фельдшер впихнул меж Аниными челюстями расширитель. Повернул ей голову набок, обеспечивая доступ кислорода.
— Мама, очнитесь!
— Да… да, я здесь.
— У девочки эпилепсия?
— Нет. Никакой эпилепсии.
— Сядьте! Не мешайте!
Машина проскочила на красный свет. Сирена сводила с ума.
— Литическую смесь! Быстро! Держите ее!
Санитар заслонил собой Аню. Та надрывно кашляла.
— Задыхается! Интубацию, скорее!
Марина вцепилась пальцами в волосы и принялась молиться.
44
Антон подумал, что в десятке метров от места, где он сейчас стоит, паренька по имени Матвей превратили в горсть пепла. Остатки горения трупа: белые пористые части костей, легко рассыпающиеся при трении. Близость крематория навевала зловещие мысли.
Смирнов почти бежал к серому больничному корпусу, и Антон, совладав с собой, побежал следом.
До микрорайона они так и не доехали. Катин звонок застал на полпути. Но за минуту до вибрации мобильника Антон почувствовал это, понял, что с дочерью случилась беда.
В фойе практически не было посетителей. Город вымер к чертовой матери: люди прятались в квартирах, забаррикадировались ненадежным своим уютом, а ураган конвоировал вереницу облаков и носил по пустым дворам мусор. Испуганно скулили бродячие псы у помойки. Кренились столбы.
Марина вскочила с кресла. Она была бледна и едва стояла на ногах.
— Как Аня? — спросил Антон, обнимая бывшую жену.
— Я не знаю, — всхлипнула Марина. — К ней не пускают. Ничего конкретного не говорят.
— Что произошло?
— Похоже, она напала на Катю. У нее был нож… Тоша, нож! И она отрезала свои волосы.
— Черт. — Смирнов ударил кулаком в стену.
— Ее глаза… как будто черные линзы… и голос чужой.
— Что она говорила?
— Назвала свое имя.
— Анна, да? — Смирнов хмыкнул. — Тезка.