Кирилл, Алиса, Женя обернулись. Олина кожа неприятно зачесалась под одеждой.
— Воздухом дышала.
— С кем дышали?
— Одна.
Алиса заметно расслабилась. Валентина Петровна задумчиво изучала провинившуюся ученицу.
— Правила созданы для всех. Зарубите на носу. Вы у нас новенькая, поэтому первый раз обойдемся без штрафов. Но напоминаю всем, после отбоя гуляние по школе запрещено. Это понятно?
Оля села, повела взор к окну. Лес шумел кронами; гудел, заезжая на парковку, грузовик «мерседес». По стеклу ползала муха, и Оля никак не могла разобрать, внутри она ползает или снаружи. Толстая октябрьская муха на отраженном девичьем лице…
Прозвенел звонок.
14
Возможно, сто лет назад парк за восточным крылом и имел презентабельный вид. По аллеям дефилировали барышни с зонтиками, усатые джентльмены играли в крокет на том сером и осклизлом от грибов лужке, резвились собачки. Сегодня парк одичал, как пес, вынужденный выживать без человеческой ласки. Стволы ясеней поросли губчатой древесной болячкой, кроны смыкались над тенистыми тропками. Под ворохом плюща еле угадывалась кирпичная изгородь. Деревья отражались в жидком зеркале — искуственном озерце. Пруд окаймлял зеленый ворот осоки, по воде плавали пятипалые листья, мертвые насекомые и кувшинки.
Оля притаилась за углом и наблюдала, покусывая губы, как на террасу поднимается толстяк в комбинезоне: водитель грузовика. От его «мерседеса» Олю отделяло метров сорок. И час езды — от родной квартиры, ванны и маминых фотографий.
«Проще пареной репы», — поговаривала мама.
Оля признавала, не без конфликта с самой собой, в интернате были плюсы. Точнее, плюс — эгоистичный, ленивый, расхлябанный плюс по имени Кирилл Юрков. И Женя был славным парнем. И Соня ей нравилась, и даже Алиса. Но минусы перевешивали. Ей требовался отдых, в первую очередь от вездесущего братца с его проблемами и бесчисленными эволюционирующими тараканами.
И потом, она привыкла доводить до конца задуманное.
Оля поправила лямки рюкзака. Водитель с картонными коробками скрылся в здании, она повернулась… и чуть не врезалась в стоящего позади человека.
Чик. Чик. Чик…
— Бляха-муха…
Игорь Сергеевич в водолазке и джинсах мог сойти за студента художественного колледжа. Он посмотрел Оле за плечо, протер очки.
— Не ругайтесь, это не украшает девушек.
— Бляха-муха — не ругательство. Это просто муха на бляхе ремня.
— Предположим. Вы, я погляжу, на пикник собрались?
— Типа того, — с мрачным вызовом ответила Оля.
Историк миролюбиво покивал.
— И план побега у вас есть?
— Есть. Мне несколько дней надо. Отдохнуть, полюбоваться настоящими высотными домами.
— А как же Артем?
«Что ж ты привязался ко мне, мистер Совесть?»
— А мне плевать, — отчеканила Оля. — С высокой колокольни. Вот такой я ужасный человек. Мне при жизни мамы было плевать на него. Что должно измениться?
— Все? Да, наверное, абсолютно все.
— На практике — нет.
— Оля… — Игорь Сергеевич изучал ее проницательными глазами. — Ваша мама хотела бы…
— Мамы нет, — прервала Оля. — Ее сожгли в сраном крематории по распоряжению отчима. Косточки не осталось. Откуда вы знаете, чего хочет пепел?
— Я знаю, что ты чувствуешь сейчас.
Под лучистым взглядом Игоря Сергеевича Оле стало тошно, будто гнусные помыслы забегали в ее душе, как крысы в трюме тонущего корабля. Учитель плавно перешел на «ты».
«Выискался дружок. Пойди с Алисой подружись, больше пользы…»
— Сомневаюсь.
В кустах чирикала птица: звук ножниц, щелканье металла.
— Я потерял маму в восемнадцать. Это пропасть, которую нельзя заполнить. Ты падаешь, тебе больно, ты ненавидишь весь мир за его несовершенство. Концепция Бога, рая не срабатывает. Артему так же плохо.
— Я хочу, чтобы меня не трогали.
— Или наоборот.
— Так вы все же доморощенный психолог?
— Не думай, что я пытаюсь…
— Чего вам от меня надо? — Олю затрясло от злости, раздражения, от чувства всеобъемлющей вины. Если бы она не спровоцировала ссору в машине, не толкалась с братом, мама заметила бы опасность и дала задний ход. Грузовик промчался бы мимо, они бы выехали из пробки, обсуждая, как были на волоске от трагедии.
— Может, обнимемся? — скривилась Оля. — Две сиротки…
— Ладно, — печально сказал Игорь Сергеевич. — Езжай. Деньги на билет есть?
Оля покачала головой. Злоба схлынула так же быстро, как обуяла. Учитель вытащил из кошелька сине-зеленую купюру. Оля поколебалась, взяла деньги.
— Спасибо. Я верну.
— Главное, возвращайся сама. — Игорь Сергеевич — руки в карманах — пошел по тропинке. Остановился и сказал тихо: — Я не стукач. Но надеюсь, охрана тебя задержит.
Оля быстро шагала к парковке. Во дворе шаталось несколько праздных строителей. Элеонора Павловна болтала по телефону у фонтана. Но никто, кроме мраморной нимфы, не обращал на беглянку внимания.
Оля вспомнила недавний сон: она в операционной, парализованная, врачи пришивают к ее телу брата. Стежками, хирургическими нитками пришивают по живому, творя сиамских близнецов. И теперь они будут вместе всегда. Доктор Франкенштейн хохочет, наслаждаясь коварным замыслом…