По пути, дважды останавливали наркоманы. Корежило ребятишек основательно, ломка было в самом разгаре, очень знакомое состояние… Откупался «двадцаткой» с американским президентом, как раз на дозу «соломы», а им больше и не надо… Нож от горла убирали и убегали… Зевая и почесываясь, тащился дальше.
Направлялся я в речной порт.
Была задумка завербоваться матросом на судно идущее в Аргентину, после чего прекратить подвергать свою жизнь и жизнь близких мне людей постоянной опасности.
А то ведь, за какую-то неполную неделю, пришлось много чего испытать. Но конференцию провел достойно (покойный руководитель высшего звена ФУНБ мне в этом неплохо помог) больше ловить мне здесь было нечего. Что называется, поквитались на полную катушку…
Может зря я, так быстро пытаюсь скрыться? По условиям жанра, намечался интересный сюжетный поворот связанный с Лаурой. Зримо вижу, как выстраивается любовно-романтическая линия повествования с иступленным сексом…
Глядишь, у девочки Лауры, отец не слесарь в Рокфеллер-Центре, а хозяин газеты. Миллионер, прожигающий украденное в период приватизации состояние в кутежах и гульбе, а тут я подвернулся со своей возможностью выпить, потанцевать и спеть про «Вологду»…
Между нами налаживается контакт. Вместо занятий кухонным каратэ (это из ненаписанных воспоминаний, о жизни с покойной Алицией) мы с Лаурой дарим старику пару тройку внуков, я становлюсь… Я прямо разулыбался на всю улицу, так мне было приятно представлять себя всего в шоколаде и приятно пахнущего одеколоном при чем, заметьте, не изо рта…
Мечтал, мечтал и к восьми утра пришел к порту. Нашел замызганное здание, на поверку оказавшееся администрацией порта и пошел вербоваться матросом. Сомнений, ни каких. Посчитал, что коль скоро гальюн от камбуза отличаю, значит, прямая дорога в «морские волки» на покорение океанских просторов.
Легко сказать «завербовался». На самом деле это было не так. Документ «паспорт моряка» в порядке… Равнодушно полистали, посмотрели, записали данные… Ждите.
То есть, как это ждите? Я конечно, с большим удовольствием остался бы. Мне еще надо было сходить на Красную площадь, потаращиться на мумию. Заглянуть на товарно-сырьевую биржу туда, где золото куется из бумаги. Не знаю, как без меня Большой театр существует?
Дел, как и у каждого бездельника, невпроворот. Но, вот незадача… Грохнуть могут в любой момент. Разнесут на куски, молекулы и атомы… Всякие слова, про любовь к выполнению задания командования, сегодня не проскакивают и не могут проскочить. Я сам себя послал выполнять задание. И вообще… Меня ждет почти два центнера бумажных денег. И после этого просто так дать себя застрелить?
Этого всего я вслух не говорил, но затягивая паузу, пристально изучал сидящий за столом «хот-дог с хреном».
Судя по всему, должно было получиться…
В конце концов чиновник не выдержал состязания характеров. Он поднял глаза, в котором читался знакомый каждому совковому человеку вопрос: «Что еще?»
Дальше стандартный набор бюрократа: «Вас много — я один… Принесите необходимые документы, будем разговаривать… Выметайся к такой-то матери…»
Этот взгляд был строг, красноречив и понятен. Не долго думая, положил перед ним, неподкупным и принципиальным тысячу долларов. Положил так, чтобы он скотина мог все десять бумажек пересчитать.
— Нельзя ли ускорить? — спрашиваю с надеждой, смотрю в глаза. — Я очень нуждаюсь в работе. Многодетный отец. Детей на Чукотке, шесть штук имею, кормить-поить надо…
В глазах рыхлого борца за светлые идеалы, смятение и сомнение. Брать не брать, а вдруг, мерзавец, провоцирует? Опять же в очередной раз объявили беспощадную борьбу с коррупцией и мздоимством!
На всякий случай, как бы случайно положил толстую папку с документами личного состава на веером разложенные бумаги. Знает хитрости с красящими метками, в руки не берет. Говорит, осторожно взвешивая и подбирая слова.
— Дети это наше светлое будущее! — сам говорит, а глазки по сторонам так и зыркают, нет ли где камеры видеозаписывающей или, к примеру, у меня под рубахой чувствительный на его речь микрофон установлен.
Видя терзания честного и порядочного человека, захотелось помочь ему и самому быть таким же. Поэтому его сомнения с готовностью разрешил и охотно рубашонку расстегнул. В доказательство своих чистых помыслов, обнажил даже волосы на лобковом участке организма… Рубашку свою не первой и даже не второй свежести вытащил из брюк всю, мне скрывать нечего — нате, смотрите.
Он как-то обмяк и успокоился.
— Наша святая обязанность, бескорыстно и безвозмездно, помогать многодетным морякам… — говорит громко, уверенно, а глаза постепенно замасливаются. — Поэтому…
Вижу, что он в душе уже начал прикидывать варианты, как легко и красиво потратить деньги. Я резко кашлянул, он резко очнулся… Но чувствуется специалиста, продолжает меня убаюкивать, особенно напирая на свое «бескорыстие».
— …Вы будете первым кандидатом на занятие вакантной должности…
Тогда я пишу на бумаге, лежащей перед ним: «Меня это не устраивает…»