Трое музыкантш имели при себе струнные инструменты. С удивлением и радостным предвкушением усмотрел я у одной уд с семью двойными струнами, на котором играют посредством коршуньего пера и который в наше неспокойное время встречается все реже, несмотря на то что в предыдущие века он был главою среди всех прочих инструментов аравийских музыкантов и в этом качестве многократно воспевался древними поэтами, и я ожидал услышать звучание его, пребывая как будто в томлении до встречи с давним другом, которого еще помнишь, но голос его уже позабыл. Другая несла кеменге с богато выложенным слоновой костью корпусом, затейливо выделанным из трех четвертей скорлупы кокосового ореха, выложенной слоновой костью и просверленной мелкими дырочками и обтянутой сверху рыбьей кожей, с грифом из черного дерева с резьбою и самшитовыми колками, и необходимый для игры на нем деревянный смычок, с натянутым на нем наподобие тетивы конским волосом. Третья же вооружилась, если только можно сказать такими словами об искуснице мелодичной игры, инструментом, называемым канун, который хотя и роду струнного семейства, однако же очень своеобразного строения и в игре на нем требуется особенное мастерство. Канун этот выделан был из благородного орехового дерева, изящно отполированного и умащенного маслами благовонными для придания ему полупрозрачного вида с глубокими оттенками, на верхней доске его были округло вырезаны пять круглых отверстий, оклеенных рыбьей кожей, по одному на каждую из пяти ножек, и натянуты двадцать четыре тройные струны из овечьих кишок, пальцы же музыкантши унизывали кольца деревянного рише, в которое продевается часть ости пера или кусочек буйволового рога. Звучание струн при ударах рише звонкое и отменно чистое, чего никак невозможно достигнуть, перебирая их пальцами, пускай даже и женскими тонкими перстами. К величайшему сожалению моему не увидал я любимейшего из моих инструментов, чья музыка неизменно погружает все существо мое в бесконечное, хотя и печального толка, блаженство - ребаба, который, вообще-то, бывает двух родов: рабаб-эль-мугханни, или скрипка певцов, и рабаб эшшаэр, или скрипка поэтов, отличающиеся лишь количеством струн: первая имеет две струны, а вторая только одну, а звучание обеих одинаково сладостно и одновременно мучительно и рвет душу, подобно обмакнутым в мед отменно заточенным стальным когтям, медленно протягиваемым неизвестным мучителем, коего одинаково ненавидишь и вожделеешь.
Последняя из разряда музыкантш принесла с собою целый выбор разных дудок, рожков и флейт, каждая под собственным названием, но, разобравшись, нетрудно уловить их общее и единое происхождение, ибо каждая, как бы хитро не была она закручена и из какого бы редкого материала не выделана, все они имеют в основе най, только разного размера и формы. Сама флейта най делается из тростникового ствола, на одной стороне находится шесть дырочек, на противоположной -- одно только отверстие для большого пальца; сестра ее и ближняя родственница, сходная с ней саламие, также из тростника и с шестью звуковыми отверстиями, а сауме, или цембре, хотя и подобны предыдущим, однако звуковых отверстий у них восемь, а звучание, благодаря этому, богаче и изысканнее. Нагнувшись на ухо мое, духанщик сообщил, что эта музыкантша почитается наибольшей искусницей в игре на всем, что требует вдувания внутрь воздуха для извлечения звучания, и подобной во всем Мавераннахре нету, а может и окрест, и оттого ценится она прямо-таки на вес золота; когда же содержателю караван-сарая вздумалось купить ее у проезжего лица купеческого звания, за нее запросили звонкой монеты по весу ее тела, и благодарение всевышнему, что телом она оказалась невелика и не грузная, а тонкой кости, иначе же приобретение оказалось бы ему совсем не под силу, но сейчас, по прошествии немногих лет, она уже окупила все затраты и приносит чистый доход, и немало, почему к ней составилось отношение, как к вещи дорогой и полезной.