Пилигрим (СИ)

- Ах, духанщик, слова твои подобны сурам Аль-Корана, хотя и греховно сравнить тебя с пророком - в каждом из них семь смыслов, и каждый из них есть вершина мудрости! Сладкоречивый мед из уст твоих таит в себе жало змеи и остроту булата. Мне ли не знать о многих тропах, что из одного места к другому ведут, и тем сходны они, да вот только в остальном все различны: одна коротка, да безводна, другая долгая, но безопасная, и нет на ней ни зыбучих песков, ни становищ разбойников, третья всем хороша, да караван-сараи по ней все как один убоги и неопрятны, а по четвертой в колодце вода стухла, а еще по одной пойти, так и себе сапоги сносить, и верблюдам ноги в кровь стереть. Ведомо мне, что и одоление сродни дорогам, так и города многие пали - кто осадою, кто приступом, кто предательством, а кто союзом дружелюбным. Постигни и ты - сам я тоже искушен в том, что выделка одного руна возможна по разному мастерству, и от одного получишь шевро и замшу, а от другого - ничего, кроме дырявой да жесткой керзы на самое непритязательное употребление.

- Твои слова пригодны, дабы оправлять их золотом да носить украшением в назидание поучающимся! Воистину, ученость в глазах твоих и словах твоих.

- Учение мое не в медресе, а под палками в тяжком переходе, когда с одной стороны дикий зверь, с другой - хищный разбойник, а с третьей - вероломный да алчный караванщик. Но в одном ты прав, это хорошее учение, и пропитало оно кровь и кости мои куда вернее, нежели мудрость книжная. Так что не страшись отдать мне драгоценность, я не швырну ее в пыль.

- О господин, видел я и то, как обуянные страстью обращались в животное из самых благородных состояний людских...

- Бандж с вином или вино с банджем не самая лучшая приправа разумности и воздержанию отнюдь не способствуют, как и иное превышение даже любого самого утонченного и благоприятного. Уверяю тебя, опьянение у меня твои слова устранили почти что полностью, открыв глаза разуму. Знаешь, крик боли еще никогда не увеличивал наслаждения моего, хотя встречал я и таких, и во множестве. Оставь же опасения свои.

- Господин, вот дорогое из достояния моего, и предаю тебе ее в руки твои. Будь с ней учтивым подобающе.

- Так открой ее глазам моим.

- Всякому делу свое время. Тебе же предстоит прежде всего время наслаждения зрелищем, в коем игра ума призвана обострить удовольствие до предела почти что невыносимого. Тебе покажут ее четыре раза, и каждый раз в новой одежде, и одна одежда будет крыта золотом, для того, чтобы ты видел драгоценность облика ее и постиг, что уплаченная тобою цена не покрывает и малой части настоящей стоимости, что дадут за нее с удовольствием и с радостью, будучи выставленной в нужном месте да в известное время, и другая одежда будет из лучшего шелка, не того, что ткут в стране Хань, он хотя и изумительно красив и великолепен, но более радует глаз, чем в самом деле таков, каким выглядит, а того, что привозят окольными путями и многою частью - морем из страны Ямато, где он плотный и ровный, и окрашен не яркими цветами, не в пурпур и не в лазурь, а нежным оттенком мокрого дуба или мертвой бирюзы, или лепестка лотоса, или пера журавля или совы; тебе ведомо, что шепот пробуждает в душе волнение более глубокое, нежели самый громкий ор и крик. И еще одно одеяние будет заткано дорогими камнями и золотым шитьем, на котором имя пророка и здравицы во славу его; назначение убранства сего в сиянии, ибо обозрев совокупность его от верху до низу и супротив, принужден будешь осознать, что даже блеск рубинов, смарагдов, яхонтов и алмазов не затмевает нежного сияния лика ее, которое как бы светозарно своим собственным светом, наподобие лунного. И эти три перемены одежд будут сопровождать прислужницы и тихая музыка, и она пройдет мимо твоих глаз многажды, а прислужницы ее, что каждая есть бриллиант и сокровище, покажут тебе, что с нею никто вокруг сравниться не годен. А последняя одежда будет только для твоих глаз из такой тонкой коптской хлопковой материи, которая тешит взор и не прячет очертания тела под нею, так что якобы сокрытое оказывается более притягательным, нежели совсем обнаженное, и она войдет к тебе без прислужниц, а музыка всякая прекратится, и тогда, молю тебя, вспомни мои слова о множестве троп, что все ведут к одной вершине, но путь по каждой различен.

И все произошло ровным счетом так, как живописал мне духанщик, с той лишь разницею, что все это приключилось со мной самим и захватило меня, как песчаная буря захватывает отставшего путника в голой пустыне, не имеющего никакого укрытия - так же свирепо, всеохватно, неодолимо, всесильно и, для меня самого, совершенно безнадежно.

33