Пилигрим (СИ)

-- Час мой настает, и нет сил задерживать его приход далее, так что приготовь сердце свое услышать мое заповеданное завещание, коим тщусь я сохранить род Джариддин на земле, хотя, видит всевышний, да будет имя его вечно вековечно ныне и до веку, не стоит оставлять жизнь вероломным сродственникам, носящим достославное имя! Воистину, жалкую участь избрали они своею судьбою, и не испить им счастия из чаши горького предательства и неповиновения! Пыль дорожная отныне покажется им слаще вод родников Эльбруса, но и ее не достанет для напитания их жажды. Воды моря Мертвого, исполненные соли и поташа, покажутся чудеснее вин благословенных виноградников Шахрисабза, но не дадут они благостного забвения убийцам родичей! Камни пустыни станут глодать они, и покажутся им камни слаще мервских персимонов, но не будет и камней, дабы голод их утолить, ибо проклинаю я род, восставший на род свой, на древние законы и слова мудрого, из-за гордыни своей поправшего веру и порядок, проклинаю на смертном одре страшным египетским черным фараоновым проклятием, чтобы ни один из клятвопреступников не остался неотмщенным и безнаказанным. Да будет слово мое смертное сильнее воли злодейской и найдет виновных по всей земле, хоть в холоде татарских степей, хоть в зное аравийских пустынь, хоть в ясной чистоте поднебесных памирских гор, хоть в духоте и зелени непроходимых хиндустанских лесов... амен. Но есть и еще мой род, плод от семени моего, сохранивший веру в меня и уважение к сединам, мудростию убеленным, разделивший горькую участь мою и мучения мои со мною, принявший ношу мою, как свою, без суесловной жалобы и понапрасных стенаний, на плечи свои, проклинать который права моего нету, и говорю я на одре моем в приближении смертного часа - да будет жить и благоденствовать род мой Джариддин, из праха восставший, предателей покаравший, мертвых своих похоронивший, живых своих восславивший! Ибо горе клятвопреступнику и слава праведнику...

Слушал я речь старейшины и внимал ей в сердце своем, и утихало горе мое, становясь глубокой печалью, рождавшей просветление душевное и ясность мысли, и верил каждому слову, как святой паломник верует, к камням Каабы прикасаясь - трепетно и истово. А Цви Бен Ари продолжал свои речи, прерываемые по временам мучением телесным, от которого дыхание его схватывалось и говорить не дозволяло, а он превозмогал боль и поучал меня далее: