Пилигрим (СИ)

-- Мертвых есть мертвое царство, живым же весь подлунный мир. Мертвые еды не едят и питья не востребуют, мертвых полагают в мастабе головою к Мекке святой, дабы пришествие пророка не застало их неготовыми восстать к воскресению. А нет мастаба, так и каменный круг в пыли изрядное место для мертвого, сказано ведь - по обстоятельствам почесть воздается, не по заповеданию, иная груда камней над прахом праведника святостью благоухает, паломников привлекая со всей окрестной земли, тогда как другой мраморный мавзолей лишь смердящий труп сохраняет, служа пристанищем летучим мышам да нечистым козодоям одним, ифритам из джинов обиталище предоставляя... Бессилие родичей построить мавзолей старейшине, находясь в изгнании, грехом не станет, ибо что возможно, то и достойно есть, и память родичей, в веках родом сохраняемая, от отца к сыну передаваемая, на пергаменте прилежно переписываемая, чтобы не утратились слова о деяниях предков в круговерти веков, есть мавзолей превыше мавзолея в Агре, от которого стены есть и куполы есть, и минареты есть, и хаузы есть, а кто его строил и кто в нем положен, и что славного он соделал, того не ведомо никому, и имя его не больше, чем слова на стене вырезом вырезанные, которые сегодня еще ясно видны, а завтра временем источены и канули в лету, пылью рассыпавшись, навсегда. Наступает мой час и не долее, чем завтра до солнечного захода твоею обязанностью станет устройство моего последнего на этой земле пристанища, так устрой его, как полагается, но не в ущерб слабым твоим возможностям, дабы не стало устройство покоя мертвому насилием над потребностью живущих... И вот мое заповедание для смертного часа... Приняв мой последний вздох, проведи час в размышлении и молитве около меня, удалив прочих людей и женщин за пределы места скорби и сосредоточения на подобающее расстояние, разместив их в пределах досягаемых и по мере пустынного нашего состояния удобных и безопасных, созерцая внутренним взором случившееся в прошлом и предстоящее в будущем, имея же мыслью не только лежащее на поверхности, но также сокрытое в глубинах, не одни лишь ветви, но и корни в глубине земли, невидимые праздному взору и открывающие тайны свои лишь мудрости. Далее же, обычаям пустынного народа следуя, погреби меня до захода солнца того же самого дня пристойным порядком, как говорит о том свиток блаженного Иссы - простись с ними до конца дня, и на закате в сухом песке в одном фарланге от ограды селения твоего сотвори последний дом для них, пристойный размером, дабы не стеснять члены их в последнем местонахождении, достаточный глубиною, дабы предохранить тела неспособных защищаться, от хищников пустыни и человеков, злата и каменьев алчущих, и не клади ценного ничего с ними, не вводи в искушение слабых и маловерных, дабы не покусились они на крохи благосостояния бывшего и не тревожили их прах в угоду стяжания. Сопроводи же каждого одной чашею для воды да одним горшком для пищи, да одним ножом благородной бронзы, да поясом, да одеждою, подобающей званию и положению ушедшего, и не обдели этим ни визиря, ни воителя, ни купца, ни ребенка, ни женщины, ни раба, ибо это есть последнее, что ты можешь сделать для них, и вложи в правую руку каждого один медный обол, и не более, будь то величайший из живущих или женщина, и после всего покрой их лица плащом верблюжьей шерсти, а лица женщин скрой чадрою и платом нарядным, чтобы та жизнь не была им пугающей и мрачною, и насыпь поверх недвижного тела сначала песку желтого, сухого и просеянного, а как скроется лицо его, положи камни поверх - сначала камни малые, размером в голубиное яйцо, потом камни, размером в кулак юноши, не брившего бороду, потом камни в кулак мужчины-воина, потом камни, заполняющие собою след трехлетнего верблюда, ходящего с поклажей в караване не менее года, и потом соделай холм, называемый иными мастаб, а иными - мазар, покрыв его изрядными камнями, ограждающими от зверя, человека и ифрита, во имя жизни вечной по воле властелина властелинов и царя царей, да будет так во веки веков!

И безмолвно склонилась моя голова, отчасти от нерушимой мудрости слов, произнесенных старейшиной, что основаны на мудрости веков и традициях предков. Коснулся я рукою руки умирающего жестом успокоения и прощания и обещания волю его исполнить так, как заповедано, и молчаливой нерушимой клятвой поклялся в том. Цви Бен Ари лежал на каменном одре, ведь не было у нас ничего иного, и собравшись с силами, потребовал меня преклонить к нему ухо мое, чтобы остались в тайне его следующие слова.