Пилигрим (СИ)

Ночь наша в оазисе Данданкан прошла спокойно, если не считать обычных в путешествии стонов дремлющих верблюдов, лягания ослов у коновязи, храпа утомившихся за длинный тяжелый жаркий дневной переход по пустыне караванщиков. Обычной была и эта ночь, хотя холодный свет звезды Мицар отражался не только в глазах смотрящего на нее, но и в глади водоема, поблизости от которого расположился спящий караван. Никто не побеспокоил нашего сна, никого из обитателей оазиса, кроме странника, мы так и не увидели в тот памятный день. А странник незаметно исчез, и никто из наших людей и не увидел, куда и когда он скрылся. О его действительном существовании свидетельствовали лишь сторожевые собаки старинной пустынной породы, название которой ныне забыто за древностью лет, охранявшие караван в том путешествии. Они беспокойно обнюхивали место, где пребывал странник, скребли когтями камень, которым была вымощена площадь, и тревожно поглядывали вверх, на стену не то дома, не то дворика, из чего псовый вожатый заключил, что странник неким способом переместился через стену, но природа этого способа и как именно странник смог его употребить для своего трюка незаметно для наблюдателей, так и остались неизвестными.

Ничем не обеспокоил нашего ночного отдыха и проводник, пострадавший по неизвестной нам до поры причине. Он неподвижно лежал, укрытый с головой стеганым халатом - его походным одеянием, и лишь мягкие сапоги выглядывали из-под него. Не берусь утверждать, но мне показалось, что проводник ни разу не пошевелился на протяжении длинной аравийской ночи, не слыхал я также его дыхания, будто лежал не живой Абу, а мертвое его тело, расставшееся с бессмертной душою и ожидающее неизбежного перехода в тлен. Но собаки не беспокоились, чего они не преминули бы, когда б имелся меж нами покойный, хотя и новопреставленный, а поелику собаки, в отличие от изворотливого человека, лгать и притворяться не способны по природе своей, наделившей их звериной силой, яростной злостью и устроившей естество их наивно-простодушным для уравновешивания прочих иных качеств. Никто из нас, включая самых темных и суеверных андализейцев, не ведающих даже о наличии причины и следствия в каждом проявлении человеческой воли или природной стихии, не подумали обеспокоиться судьбою бедного проводника, возложив все на волю провидения и счастливой доли пострадавшего, если таковая у него наличествовала, а ежели нет, помочь ему все равно нечем было. Позже, когда прояснилась причина Абусирова уныния и объявились причины столь страшного угнетения его духа, открылось нам, что ничего не дано было нам ни исцеляющей мудростью величайшего Ибн-Сины, ни силами могущественнейших талисманов, ни шаманскими заговорами, зашитыми по обычаю в обшлаги штанов и в подошвы сапог, ни советами ученейших мюридов, для облегчения его боли и смятения, ибо боль души врачует лишь время одно, да и оно не всемогуще и часто лишь облегчает без излечения, а прочие средства, из которых самое сильное - курдистанский черный опий в виде сиккатива регулярно употребляемый, давая временное забвение истомленной душе навсегда погубляет телесную оболочку страждущего и приводит к концу печальному и неизбежному, как неизбежна смена весны летом, а осени - зимою.