8 января 1950 года.
В палате реально холодно. С меня, наверное поэтому, спортивный костюм не сняли. Лежу, читаю газеты под завывания ветра за окном. Отфильтровав передовицы и пропаганду про жить стало лучше, жить стало веселей, понял, что читать особо нечего. Пошёл в курилку, хоть и не курю. Или курю?
– А кто это у нас такой красивый? – лыбится мне чубатый паренёк.
Я вспоминаю про свой найоденный лоб, протягиваю руку:
– Харий.
– Харя? – снова гогочет Чуб, и протягивает руку:
– Иван.
Второй (постарше), оторвав от губ приклеившуюся папиросу.
– Владимир Петрович.
– Ты как сюда? – выпуская дым, интересуется Ваня.
– Стреляли, – на автомате шучу я.
– В смысле по воротам шайбой. – уточняю, увидев непонимающие физиономии.
– Хоккеист что ли?
– Ну, типа того.
– За кого играешь?
– "ВВС". Вратарь.
И вижу, как сидящие вразвалочку, сели выполнив команду "Смирно".
– А звание? – интересуется Владимир Петрович.
– Я вольнонаёмный.
Мужчины немного расслабились. Ваня, улыбаясь и толкая соседа:
– А знаешь, Петрович, как болельщики "ВВС" расшифровывают?
– "?"
– "Взяли Весь Спартак" – Ваня заржал, а Петрович погрозил пальцем-мол, поосторожнее…
Но, Чуб не унимался:
– Петрович, ты какой рукой жопу вытираешь – правой или левой?
– Правой.
– А я – бумажкой. – ухахатывается хлопец детской шутке.
– Тьфу на тебя, – машет рукой Петрович, – мои малЫе, наверное сегодня по селу колядовать пойдут…
– Мы безбожники, – "Чуб" делает пальцами на голове рога, и пытается боднуть соседа. Тот взяв газету бьёт ею по башке озорника.
Подошёл ещё один больной. Поздоровались. Тот, закурив сигарету, рассказывает:
– Надысь сон приснился про войну. Идём мы значится в разведку. За языком. Рядом с фрицевской кухней улеглись у дорожки, может кто до ветру выйдет. Ждём. Идут гансы по тропинке. Человек десять. Автоматами по кустам водят. И тут кто-то рядом со мной, как пёрднет. Ну, думаю, кранты. Сейчас решето сделают. И тут вдруг запах пошёл. Глаза открываю. А сосед мой с койки встаёт и говорит:
– Что-то меня с гороха пучит…
Поржали. Тут Петрович решил выступить:
– Я вам други мои не байку расскажу, а самделишную историю. Служил я борт-стрелком на бомбере. Пе-2УТ получили из 18-го запасного авиаполка. Техники, делая из учебного самолёта боевой, раскурочили и убрали тонкие перегородки между кабинами. Пулемёт мне поставили. Я, значит, стрелком сзади, а впереди пилотом и штурманом у меня – две девахи. Надя Федутенко – поздоровее и постарше и Тоня Зубкова – маленькая, симпатичная.
– Ты поди вдувал обеим? – опять ржёт "Чуб".
– Какой там. Они же офицерши. С пистолетами. Нервные. Могут и пристрелить влёгкую. Не первый год воюют… – поучает молодого Петрович, закуривает новую и продолжает:
– Отбомбились, значит разворачиваемся. И тут прилетело нам. Прямо в кабину. Дымища. Надька орёт как резанная: "Бери штурвал". А Тоня маленькая не может её из кресла вытащить. А падаем уже. Ну, думаю ё… мся – костей не соберут. Бросаю свой пулемёт и лезу помогать. Через пустую кабину инструктора кое-как пробрался. Ухватился двумя руками сзади через кресло и лётчицу за сиськи поднять пытаюсь. Мясистые такие. (приподнимает как бы два арбуза своими ладонями). Надька хрипит: "Оторвёшь, зараза!", и теряет сознание. А я думаю: "Хоть подержусь, напоследок." Ну, с божьей помощью стащили. Зубок плачет за штурвалом, но самолёт ведёт. Надька вся в кровище под ногами валяется. Кое-как сели. Тоня поседела потом. Ей года 23 было. А ты про горох…
Днём пробовал просто ходить по коридору, но больничные запахи благодаря молодому обонянию шибали в нос. Попросил у дежурной на этаже сегодняшние газеты. Пытался читать, но это же сплошная пропаганда. Толи дело в 2005 и про силовые захваты предприятий, и про рэкет, и про митинги пенсионеров, и про провал новых реформ, и про благословление священниками кандидатов в депутаты, и про интернет, который ведёт наш мир в страну дураков. Всем про всё и даже больше.
Чуть не задубел до вечера. Анечка заглянула в палату, многозначительно кивнув, побежала принимать дежурство.