Пилюля

Ни в какой красный уголок мы не пошли. Сердцеедка с грацией пантеры осторожно зашла. Тихонько села на угол кровати и спросила протокольным голосом:

– Как себя чувствуете больной?

Чувствовал я себя хреново. Молодому телу хотелось… Очень хотелось. Поэтому я в ответ, что-то промычав, завалил кокетку на кровать. Посопротивлявшись для виду, Анечка начала неистово целоваться. Найдя ладонями упругие яблочки понял, что теряю контроль над собой как неопытный пацан.

Вдруг в коридоре гулко застучали сапоги. "Анька, твою мать" – заорал кто-то.

Подруга моя подпрыгнула как белка и понеслась к двери на ходу завязывая халат и подвывая с пристаныванием "о-о-о".

Облом-с…

Вскоре Анечка привела взволнованного старлея с голубыми петлицами ВВС.

– Вам надлежит завтра к 12–00 явиться в приёмную Василия Иосифовича. При себе иметь заключение врачей. Машина прибудет к 11–00. Будьте готовы с вещами. – Оттараторив, военный уставился на меня.

– Всё понял. Завтра буду. – не по-военному ответил я.

Старлей задумался, как бы переводя мои слова на военный "Так точно. Будет исполнено". Кивнул, типа "честь имею" и вышел, не щёлкнув каблуками.

Перепуганная Анечка промямлила:

– Давай не будем…

А если будем, то давай… – пронеслось в моей голове. Но, я в ответ просто махнул рукой…

Как бабушка говорила: "На Святки только волки женятся."

9 января 1950 года.

Замёрз, как цуцык. Уже под утро матрас с пустой койки на своё одеяло навалил. Только отогрелся – заявились доктора. Осматривали, ощупывали, спрашивали. Я колебался вокруг линии навеянной Еленой Малышевой. Светила местной науки говорили про антишоковый метод Лины Соломоновны Штерн, про исчезновение пластов памяти прошлого, про появление новых откуда-то появившихся пластов.

Написали заключение: неделя – постельный режим, затем еженедельный осмотр в течение месяца спортврача на стадионе "Динамо" (Вы же там рядом живёте?!), через шесть месяцев – новое заключение о максимальных нагрузках.

Главврач Михаил Петрович давая бумагу и поглаживая бороду:

– Берегите себя, юноша! Спорттравмы в последнее годы сломали здоровье многих молодых людей. Будьте благоразумны и осторожны! А с памятью дело тёмное. Само собой может наладится, а может – нет. Но, вы – молоды… Быстро наберёте новых знаний и воспоминаний. Всего хорошего.

Получив заключение с печатью, попрощался со знакомыми больными, съел остывший завтрак, переоделся и уселся внизу ждать машину.

Напротив меня расположилась компания из двух выздоравливающих в полосатых пижамах и трёх гостей в лётных куртках. Они незаметно (как им казалось) разливали и закусывали пирожками, перемежая действо незамысловатыми шутками типа:

– Возле кассы стояла очередь, вся кривая. Подошёл здоровый армянин, стал сзади, и очередь выпрямилась…

После этого рассказчик, выдержав секундную паузу, спрашивал у не знавшего шутку:

– Ну что, до тебя дошло?

– Конечно!

Рассказчик же показывал пальцами зазор сантиметров пять и говорил под хохот знатоков:

– А до меня вот столько не хватило!

Приговорив бутылку, они задымили под военные истории. Один капитан говорит:

– Вчера в штабе ВВС встретил знакомого. Он старшим сержантом в сорок втором к нам в запасной в Иваново прибыл. Из учебки откуда-то из Средней Азии.

– На верблюдах что ли учился летать? – спросил один, и все загоготали.

– Похоже на то, – продолжил капитан. – Он в соседней эскадрилье ошивался. Как на фронт попали то он в первом боевом "Лавочкина" загубил. Мало того, что его "Мессер" прошил, так он ещё спикировал на наши зенитки. Те и всадили ему пару снарядов.

– Да. Наши по своим метко стреляли, – закивав головами, согласились с ним товарищи.

– Самолёт в утиль, этого Ваню-Хохла особист предлагал в ПВО на землю списать. Но, комполка упёрся. Оставили Ваню. Тот летал, стенгазеты красиво оформлял. Свой первый только на сороковом боевом вылете сбил. А меня в том бою ранило. После госпиталя в другую часть. В ПВО перевели в инструкторы. А про Ваню-Хохла я и забыл, даже фамилию его не помнил.

Рассказчик замолкает, делая паузу для интриги.

– Ну, так вот. Встречаю сегодня Ваню-Хохла в коридоре. Идёт вместе с Василием Иосифовичем… Трижды Герой, весь в наградах чуть ли не до до пояса. Меня увидел, поздоровался.

Сталин спрашивает трижды Героя, кивая на меня:

– Что, Кожедуб, знакомый твой?

Тот отвечает:

– Вместе под Курском бились.

– Сталин мне руку пожал, – рассказчик поднимает руку, чтобы все видели, – и говорит всем в коридоре: "Вот такие орлы у нас служат."

– За орлов нужно выпить, – предлагает один из гостей, и достаёт из портфеля бутылку.

Тут открывается дверь. В клубах морозного пара появляется знакомый мне офицер. Машет рукой:

– Готов? Поехали.

Вчерашний старший лейтенант ловко спустился по обледенелой лестнице, и запрыгнул на переднее сидение. Я же согнувшись буквой "Зю", не торопясь залез на заднее сидение "Эмки". Водитель отжал сцепление, и мы покачиваясь на снежной дороге поехали по промороженной Москве.