– Привезли. Обыскали. Забрали сумку, пальто и платок. Отвели в комнату. Двое попеременно спрашивали про тебя, про Василия Иосифовича. Называли тебя шпионом, а меня – пособницей. Я им говорила, что это – ошибка, что ничего ими сочинённого подписывать не буду. Тогда тот что помоложе сказал, что отца моего никто на войне убитым не видел. Может он к фашистам перебежал и живёт сейчас за границей. А я значит – дочь предателя. Я взяла стакан с водой и прямо ему в морду. Били меня сильно. Даже устали. Я подняться не могла. Кое-как усадили. Снова стали спрашивать. Лампа в лицо светит. Орут. Пугают. Я падала со стула. Голова кружилась. Потом другие пришли. Я им тоже самое повторяю. Вызвали конвой. Те меня под руки потащили после того как я два раза в коридоре упала. Шли по каким-то лестницам через открываемые решетки. Подвели к железной двери. Открыли. Втолкнули меня внутрь. Темно. В комнате полно людей. Не успела я рот открыть меня схватили за руки. Положили спиной на стол, задрали юбку, разорвали панталоны. И всё со смехом. И рожи страшные такие. Думаю, лучше умереть. А они орут "Занимайте очередь", "Пахана пропустите вперёд", "Открой ротик, сучка", "Чур в дупло – я первый". Я визжать. Кричу: "Подпишу. Всё подпишу.". Тут дверь открылась, вошли двое конвойных и те кто допрашивал. Забрали меня, кинули на стол пачку папирос. Ведут. Я голову хотела разбить об решётку. Не получилось. Разогнаться не смогла…
Плачет. Я, обнял, глажу по голове. Колобок сгонял к артисту Глебову наверх. Принёс стакан водки. Я заставил её выпить и шептал ей что всё будет хорошо пока не заснула.
В общагу вернулись за полночь. Тётя Клава облегченно вздохнула узнав, что Аня нашлась. Мы сказали всем неспящим, что она у подруги задержалась. Ара со Стёпой недоверчиво так покрутили головой. Нужно было не мне, а Колобку говорить. Я-то врать не умею…
6 февраля 1950 года.
На пробежку утром не побежал. Спросил у Колобка, ходившего на футбольные переговоры к Нижним, имя и фамилию их капитана.
– Зачем-зачем?! За надом.
Дворник подсказал номер квартиры. Успел вовремя. Брат "Борзого" собирался на работу и крикнул из прихожей коммуналки:
– Через пять минут выйду – по дороге поговорим.
Услыхав, кто меня интересует, покачав головой ответил:
– Так "Молдованин" это. Игнат Мунтян. Сержант. Из Бутырки. Седой. Под полтинник.
– Ствол нужен. Припугнуть. Можно учебный или спортивный. Поможешь?
– С "волыной" не знаю как помочь. После банды легавые с участковым шманают всех. Стрёмно… А граната учебная есть вроде. Шкеты где-то спёрли. У братана узнаю. Вечером заходи.
Пожав мне руку, Славка Борзов двинул на комбинат "Правды".
На обратной дороге метель швыряла в меня свои колючие стрелы. Закрываясь рукавом дошёл до булочной. Обогнув ароматнопахнущую хлебовозку, занимаю очередь за хлебом и думаю:
Тётя Клава передала что в десять часов заедет Изотов.
Генерал встречает приветливо. Подошёл. За руку здоровается.
– Тебе, Жаров, повезло, ой-повезло, – закурив, начал генерал. Выпустил дымное кольцо в потолок, и продолжил:
– По началу со мной в МГБ никто по твоему делу и говорить не стал. Не в курсе, мол. Отец на даче отдыхал. Секретарь сказал перезвонить утром в Кремль. И тут чёрт меня дёрнул сестрёнке позвонить. А она-то упёртая, да и тебя лично знает. Рассказывали не отходила от отца пока тот Абакумову не позвонил. Нарком пообещал разобраться, типа не в курсах. Да без его разрешения вряд ли… Генерал Апполонов зуб на тебя затаил за то собрание. Проучить захотел. У них дело было шито белыми нитками. Наверняка тебя лишь для остраски хотели прессануть. Типа место указать, чтобы знал против кого лучше не идти. А заодно и на крючок тебя насадить, чтобы в клювике информацию давал кому надо… Тут вокруг меня столько пернатых… (смеётся) И соколы, и долбодятлы… (мне) Что скажешь?
– Хорошо, что коровы не летают!
– А-ха-ха. Хорошо сказал. Изотов запиши. – тушит папиросу и посерьёзнев:
– За проявленное мужество лейтенанту Жарову объявляю благодарность.
Встаю и чеканю:
– Служу Советскому Союзу.