Пилот «Штуки». Мемуары аса люфтваффе. 1939–1945

Бадер посылает в Лондон за человеком, сделавшим ему протезы, чтобы тот изготовил мне искусственную ногу. Я отклоняю это великодушное предложение, поскольку у меня нет денег, чтобы заплатить. Все, что у меня было, я потерял на востоке – к тому же я еще не знаю, что ждет меня в будущем. В любом случае я не могу заплатить в фунтах стерлингов. Полковник Бадер почти обижен, когда я не принимаю его великодушие и беспокоюсь об оплате. Он приводит человека, который накладывает гипс. Этот человек возвращается через несколько дней, чтобы сообщить, что культя, должно быть, раздулась. Поэтому, прежде чем изготовить протез, необходимо произвести операцию.

Через несколько дней являются американцы, заявляющие, что «отдали меня только на время» и теперь следует меня вернуть. Мой целительный отдых подходит к концу.

В один из последних дней в Тангмере у меня произошел весьма зажигательный спор с проходившими обучение в школе парнями из британской авиации. Один из них – не англичанин, – несомненно желающий меня разозлить или как-нибудь уязвить, спросил, что, по моему мнению, сделают со мной русские, если мне придется вернуться к себе домой в Силезию.

– Я думаю, что русские достаточно умны, – ответил я, – чтобы воспользоваться моим опытом. Только в области борьбы с танками, которые будут играть значительную роль в любой будущей войне, мои инструкции могут поставить противника в невыгодное положение. За мной записано более пятисот уничтоженных танков; я полагаю, что за последние несколько лет я подготовил пятьсот – шестьсот пилотов, каждый из которых уничтожил по меньшей мере сто танков. Вы можете сами представить, сколько танков военная промышленность противника должна поставить, чтобы возместить нанесенный мной ущерб.

Этот ответ вызвал общее удивление – и мне с волнением задали вопрос, как я могу совместить подготовку пилотов для русских с моим прежним отношением к большевизму. До того мне не позволяли говорить ничего дурного об их союзнике – России. Но теперь я могу говорить и о массовых депортациях на востоке, о насилиях и зверствах, о кровавом терроризме, с которым орды из азиатских степей распинают свои жертвы… Наша беседа стала для меня неожиданностью, поскольку до того англичане делали все, чтобы избежать этой темы, но сейчас их взгляды – точное отражение провозглашаемых нами лозунгов, они используют те же выражения, что и мы. Командиры подразделений британской авиации, которые летали на «харрикейнах» на русской стороне в Мурманске, рассказали о своих впечатлениях; они поражают. Из наших экипажей, что были сбиты русскими, вряд ли один пилот остался в живых.

Больше в моем присутствии о России никто не упоминал.

Я полетел обратно в лагерь во Францию, где на короткое время был интернирован. Усилия немецких докторов по переводу меня в лагерь для больных наконец завершились успехом. Нирманн был освобожден несколькими днями раньше в британской зоне. Он несколько раз обращается с просьбой, чтобы его оставили со мной, но бесконечно он это делать не может. Не проходит и недели после отъезда из французского лагеря, как я оказываюсь в госпитальном поезде, который должен направиться в Старнбергерзее. В Аугсбурге паровоз поворачивает и катит в Фюрт. Здесь, в военном госпитале, в апреле 1946 года я получил известие об освобождении.

Как один из миллионов солдат, выполнивших свой долг, и благодаря воле Провидения оставшийся в числе выживших, я описал свой опыт войны против СССР, в которой молодежь Германии и многие убежденные в своей правоте европейцы отдали свои жизни. Моя книга не прославляет войну и не призвана реабилитировать какую-либо определенную группу людей и их приказы. Пусть мой опыт сам по себе говорит голосом правды.

Я посвящаю свою книгу погибшим в этой войне и молодежи. Это новое поколение ныне живет в ужасающем хаосе послевоенного времени. Пусть оно, несмотря на все, сохраняет веру в фатерланд и надежду на будущее. Потерпел поражение лишь тот, кто признал, что потерпел поражение!