Пилсудский

Многие современники, а потом и историки считали его даже сторонником так называемой триалистической концепции, базирующейся на присоединении отнятого у России Королевства Польского к габсбургской монархии, преобразованной одновременно в триединое государство Австро-Венгро-Польшу. Основным доказательством, подтверждающим этот тезис, было письмо Пилсудского видному галицийскому политику Владиславу Леопольду Яворскому[53], написанное летом 1915 года. В нем он писал: «Я хотел бы сразу подчеркнуть, что политической целью войны, которую я с самого начала ставил перед собой, было и остается до сих пор слияние Галиции и Королевства в составе австро-венгерской монархии.

И не считал и не считаю, что можно было в этой войне добиться более лучших условий для Польши».

Однако это его заявление следует рассматривать так же, как и его слова, сказанные Чернову. Исходя из различных вариантов развития ситуации, Пилсудский каждому из собеседников излагал наиболее приемлемую для него версию, не пренебрегая ни одним шансом для установления возможного союза.

Следует все же признать, что до 1914 года он подозрительно часто говорил о преимуществах, вытекающих из увязки польского вопроса с Австрией. И что характерно, высказывал такое мнение не только в беседах со сторонниками этой концепции. Трудно, например, согласиться с тем, что только конъюнктурные соображения заставляли его говорить с симпатией об Австрии во время уже упоминавшейся парижской лекции в феврале 1914 года. Ведь в зале находились не одни австрийцы. И Пилсудский прекрасно об этом знал. «Нам говорят, — записал его слова агент охранки, — что мы служим интересам Австрии. Но, помилуйте, говоря правду, Галиция является частью Австрии, свободной ее частью и равноправной… Да, Австрия — это государство, состоящее из разных частей, и одной из них является Галиция, не подвластная ей, а представляющая собой часть этого союза, и в этом случае служить Австрии — значит служить делу Польши. Присоединить Королевство Польское к Австрии — значит сражаться за независимость Польши».

В свете этих и подобных высказываний с большой степенью вероятности можно предположить, что триалистическую концепцию Пилсудский считал в то время наиболее благоприятной из остающихся в сфере реальных действий. Не исключал, разумеется, и более оптимистических вариантов развития ситуации. Ведь вооруженные силы, которые он создавал, должны были обеспечить, чтобы такие возможности не были упущены.

Само создание польской армии, с которой бы считались во время войны, он увязывал с оценкой русского плана ведения военных действий. Он считал, что русские будут обороняться лишь до линии Вислы, оставив на левом берегу этой реки лишь малочисленные силы прикрытия, обеспечивающие мобилизацию и эвакуацию. Со столь слабым противником должны были без особого труда справиться подготовленные заранее в Галиции кадровые отряды, массово поддержанные в Королевстве местным населением. Благодаря притоку добровольцев роты должны были превратиться в батальоны и полки. Комендант стрелков не исключал и возможности очередного национального восстания, направленного против России.

Естественно, появившиеся в центре военных действий значительные польские вооруженные силы стали бы объектом «обхаживания» со всех сторон. Ведь они могли склонить чашу весов в этом регионе Европы в пользу одной из воюющих сторон. С момента их появления время неизбежно начало бы работать на поляков.

Пилсудский рассчитывал именно на такое развитие событий. В своих планах он был прежде всего прагматиком. Его ближайшей и одновременно важнейшей военной целью было создание максимально многочисленных вооруженных сил. Эта мысль отчетливо просматривается в более поздней, причем недоброжелательной записи в дневнике эндека Юлиуша Здановского: «Я виделся и разговаривал с молодым офицером — пилсудчиком из легионов… То, что он говорит, является, по-видимому, отголосками теорий, с которыми он сталкивался в течение двух лет службы в I бригаде. Ему грезятся несусветные вещи. Надо иметь армию — сто, двести тысяч, миллион. Только она что-то решает. Остальное потом. К ней присоединятся галичане. Это единственный способ фактического объединения разделенных частей Польши. Вступят в нее и познанчане. Правда, это отнюдь не означает, что мы рассчитываем на победу центральных государств; впрочем, если они потерпят поражение, польская армия нужна тогда тем более. То, что она не имеет своего вооружения, — это все мелочь, ерунда».

В одном следует признать правоту ядовитого замечания Здановского. Пилсудский действительно не разрабатывал своих планов до конца. Его дальнейшее поведение зависело от развития событий.

Однако пока не только свои замыслы, но и всю практическую подготовку к созданию польской армии он связал с Австро-Венгрией. Здесь он проводил работу, направленную на воспитание кадров, которые в подходящий момент должны были стать костяком повстанческой армии.