Пинакотека 2001 01-02

Аббат Шапп, внимательный читатель Монтескье, задается вопросом, не должен ли северный народ, частично приобщенный к цивилизации, стремиться к свободе, к относительной независимости от всемогущего государя; ведь «любовь к славе и добродетели», высший знак цивилизованности, может зародиться «лишь в лоне свободы» 24* . Власть, которой подчиняется Россия, носит сугубо материальный характер: никто из подданных не имеет никаких привилегий; вся нация в целом «пребывает в рабстве» 25* . Таким образом, европейские нравы с трудом приживаются даже в Петербурге – логове тирана, которому Шапп, судя по всему, предпочитает Москву, город более русский и более приятный – быть может, потому, что он располагается дальше от средоточия центральной власти? Состояние страны зависит от ее правительства, в этом аббат Шапп согласен с Вольтером, однако западная цивилизация не может пустить корни там, где деспотические установления убивают самую сущность европейского порядка, заключающуюся в праве на абсолютную политическую и нравственную свободу. Коллективный страх приводит к тому, что русские дворяне (по мнению Шаппа, недостойные этого звания) становятся рабами престола, и закабаление это причиняет им жестокие муки: «Русский народ, не имеющий никакого понятия о свободе, куда менее несчастен, нежели знать» 26* . В результате аббат берет себе в союзники Жан-Жака Руссо: «Возможно, прав г-н Руссо из Женевы, народу этому было лучше вовсе не знать цивилизации».

Петр был жесток к подданным, но, вынужден признать Шапп, страстно любя науки и искусства, пытался преобразовать Россию; по мнению аббата, законы, созданные царем, носили не практический, а теоретический характер; они были геометрическими фигурами – гениальными, но невыполнимыми. Аббат делает уступку философам, но делает ее не без лукавства: ведь нарисованная им картина реальных российских нравов решительно противоположна идеальному образу Петра Великого. Шапп д'Отрош обличает наследников Петра за неспособность ослабить тот гнет, без которого невозможно было обойтись их славному предку; он клеймит их за неумение приспособить «петровские» идеи к реальности страны, задавленной деспотической властью. С незапамятных времен Россия повиновалась тиранам; перемены заключались лишь в том, что одни тираны были более жестокими, чем другие; Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Петр III, Екатерина – все они, по Шаппу, правили страною деспотически.

Путевые заметки Шаппа так лее, как и его исторические отступления, написаны в прошедшем времени, однако всякий раз, когда он рисует картину нравов или анализирует условия жизни знати, народа или духовенства, повествование ведется в настоящем времени, благодаря чему его описания кажутся относящимися и к эпохе Елизаветы Петровны, и к царствованиям Петра III и Екатерины II. «Путешествие в Сибирь» описывает нацию, о которой французы еще в начале XVIII века не знали почти ничего, хотя она уже претендовала на роль в международной политике. Спор философов о России ставил, помимо конкретных вопросов общественного устройства, вопрос более общий, основополагающий – вопрос о принадлежности России к европейской системе. Одним она представлялась образцом, другим – врагом, грозящим разрушить равновесие на европейском континенте; между тем ее военная мощь, роль, которую она начинала играть в высшей дипломатии, развитие ее культуры – все это превращало «русский мираж» из выдумки философов в общественную реальность, которая – что вполне естественно для эпохи, предшествовавшей принятию «Декларации прав человека», – вызывала всеобщий интерес. Возникала потребность узнать как можно больше подробностей об устройстве этой страны, о формах управления ею, о ее государях, а также о народных обычаях, повседневной жизни крестьян и проч. Текст Шаппа, в сущности направленный против философов, представлял собою – вопреки или благодаря живости тона и стиля – наиболее полное описание России, каким располагал француз- ский читатель накануне царствования Людовика XVI. «Путешествие в Сибирь» (а также его критика и опровержение, сочиненное императрицей Екатериной II, – реклама, о которой можно только мечтать!) позволили французам узнать вместо мифа о России кое-что о ее реальном существовании. Картины, нарисованные аббатом, полностью развенчивали пропаганду философов, которые очень скоро и сами разочаровались в Екатерине II, а значит, и в России.