Читаем Пинакотека 2001 01-02 полностью

Однако вернемся к одной из ключевых посылок В.М.Живова: «Русское Просвещение – это петербургский мираж», мифотворчество государственной власти. Как объяснить столь скептическую его оценку? Нам поясняют: государство выступало в России как творец и владелец культуры Просвещения, тогда как историю западноевропейского Просвещения следует отсчитывать с того момента, когда государство перестало быть руководителем культуры. «Если для Людовика XIV Просвещение как независимая система мысли было полно угроз и дурных предзнаменований, то для Екатерины Просвещение было элементом государственной мифологии, в которой она сама была центральной фигурой» 10* . Однако пик Просвещения во Франции пришелся отнюдь не на эпоху Людовика XIV, а на Регентство и годы правления Людовика XV. Да, в это время государство не было «руководителем» культуры, а философы играли роль оппозиционной «партии». Но оппозиция эта очень часто была конструктивной. Просветители, конфликтуя с властями, выступали в союзе с наиболее толковыми их представителями и отнюдь не являлись непримиримыми врагами монархии. Критикуя архаический порядок вещей, просветители стремились к реформированию общества, его модернизации и в этом направлении действовали рука об руку с просвещенными государственными чиновниками, как во Франции, так и в России. Действительно, в России публикация переводов из «Энциклопедии» была инициирована правительством. Но и во Франции издание «Энциклопедии» никогда не было бы завершено без поддержки Мальзерба, возглавлявшего Королевскую палату книгопечатания и книготорговли. Даже бесспорный социально-критический и антиклерикальный запал французского Просвещения, во-первых, не является родовым маркировочным признаком всех его идейных составляющих; во-вторых, идеи французского Просвещения прежде, чем стать важнейшей идеологической предпосылкой революции, претерпели немалую эволюцию, радикализацию, и отождествлять их (как некий неподвижный блок) с этой предпосылкой совершенно некорректно. Говорить об атмосфере, полной угроз и дурных предзнаменований, можно лишь применительно к Франции 70-80-х годов XVIII века, а основные памятники просветительской мысли были созданы до этого времени. Здесь, я думаю, мы имеем дело с широко распространенным анахронизмом, тесно связанным с той самой примитивной, однолинейной концепцией Просвещения, от которой авторы семиотической школы, вероятно, сознательно стремились уйти как можно дальше.

С другой стороны, даже в России культура Просвещения далеко не всегда следовала в русле руководящих предначертаний властей. Вспомним не только о Радищеве, Новикове и Фонвизине, но также и о М.М.Щербатове, и о Д.А.Голицыне (пересылавшем Екатерине проекты упразднения крепостного права), и о панинском конституционном проекте. Разумеется, не они задавали тон, но стоит ли на том основании, что в России именно государство сыграло ведущую роль в распространении Просвещения, считать русское Просвещение XVIII века лишь официозом, государственным мифом? Этот вывод отнюдь не бесспорен, даже если нам вполне попятно стремление В.М.Живова оценивать качественные показатели (зрелость) культуры, в том числе культуры Просвещения, по степени ее эмансипированности от государственной власти. Здесь, очевидно, сказался горький опыт отечественной истории.

Итак, на протяжении десятилетий по разным причинам историки, филологи и лингвисты описывают взаимоотношения Просвещения и власти в России XVIII века одновременно как объект и как субъект мифа. Может быть, другие материалы этого номера помогут нам понять, как долго еще будет сохраняться подобная ситуация.

Примечания.

1* Mohrenschildt O.S. von. Russia in Lhe intellectual life of eighteenth- century France. New York, 1936; Lortholary A. Les «philosophes» du A l'IIIс siиcle et la Russie : le mirage russe en France au XVIIle siиcle. Paris, 1951.

2* Wolff L. Inventing Eastern Europe. The Map of Civilization on Lhe Mind of the Enlightenment. Stanford, 1994.

3* Зорин A. Кормя двуглавого орла… Литература и государственная. идеология в России, в последней трети XV11I – первой трети XIX века. М., 2001, с. 13.

4* Живов В. Государственный миф в эпоху Просвещения и его разрушение в России конца XVIII века. // Из истории, русской культуры. T. IV (XVIII – начало XIX века). М., 2000, с. 665.

5* Там же, с. 667.

6* Там же, с. 670.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Москва при Романовых. К 400-летию царской династии Романовых
Москва при Романовых. К 400-летию царской династии Романовых

Впервые за последние сто лет выходит книга, посвященная такой важной теме в истории России, как «Москва и Романовы». Влияние царей и императоров из династии Романовых на развитие Москвы трудно переоценить. В то же время не менее решающую роль сыграла Первопрестольная и в судьбе самих Романовых, став для них, по сути, родовой вотчиной. Здесь родился и венчался на царство первый царь династии – Михаил Федорович, затем его сын Алексей Михайлович, а следом и его венценосные потомки – Федор, Петр, Елизавета, Александр… Все самодержцы Романовы короновались в Москве, а ряд из них нашли здесь свое последнее пристанище.Читатель узнает интереснейшие исторические подробности: как проходило избрание на царство Михаила Федоровича, за что Петр I лишил Москву столичного статуса, как отразилась на Москве просвещенная эпоха Екатерины II, какова была политика Александра I по отношению к Москве в 1812 году, как Николай I пытался затушить оппозиционность Москвы и какими глазами смотрело на город его Третье отделение, как отмечалось 300-летие дома Романовых и т. д.В книге повествуется и о знаковых московских зданиях и достопримечательностях, связанных с династией Романовых, а таковых немало: Успенский собор, Новоспасский монастырь, боярские палаты на Варварке, Триумфальная арка, Храм Христа Спасителя, Московский университет, Большой театр, Благородное собрание, Английский клуб, Николаевский вокзал, Музей изящных искусств имени Александра III, Манеж и многое другое…Книга написана на основе изучения большого числа исторических источников и снабжена именным указателем.Автор – известный писатель и историк Александр Васькин.

Александр Анатольевич Васькин

Биографии и Мемуары / Культурология / Скульптура и архитектура / История / Техника / Архитектура
Повседневная жизнь египетских богов
Повседневная жизнь египетских богов

Несмотря на огромное количество книг и статей, посвященных цивилизации Древнего Египта, она сохраняет в глазах современного человека свою таинственную притягательность. Ее колоссальные монументы, ее веками неподвижная структура власти, ее литература, детально и бесстрастно описывающая сложные отношения между живыми и мертвыми, богами и людьми — всё это интересует не только специалистов, но и широкую публику. Особенное внимание привлекает древнеегипетская религия, образы которой дошли до наших дней в практике всевозможных тайных обществ и оккультных школ. В своем новаторском исследовании известные французские египтологи Д. Меекс и К. Фавар-Меекс рассматривают мир египетских богов как сложную структуру, существующую по своим законам и на равных взаимодействующую с миром людей. Такой подход дает возможность взглянуть на оба этих мира с новой, неожиданной стороны и разрешить многие загадки, оставленные нам древними жителями долины Нила.

Димитри Меекс , Кристин Фавар-Меекс

Культурология / Религиоведение / Мифы. Легенды. Эпос / Образование и наука / Древние книги
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука