Читаем Пинакотека 2001 01-02 полностью

31 марта 1814 года русский император Александр I вошел в Париж в качестве победителя. На следующий день он повелел развесить на стенах города декларацию, в которой обещал сохранить территориальную целостность дореволюционной Франции: Александр I унаследовал от своей бабушки Екатерины II любовь к французскому просвещению.

Александр вошел в Париж вместе с королем Пруссии через заставу Менильмонтан. Этот момент запечатлел Жан Зиппель, изобразивший на картине бульвар Сен-Дени с ликующей толпой, бросающей цветы императору. Похоже, Зиппель приукрасил действительность, все очевидцы свидетельствуют о мертвой тишине в городе. Русский император остановился не в Елисейском дворце, а у Талейрана: по слухам, на него готовилось покушение и здание королевского дворца проверяли агенты безопасности. Но, возможно, была и другая причина: Талейран мог поселить императора у себя, чтобы было проще вести с ним переговоры.

4 апреля Александр вместе с придворным архитектором Пьером Фонтэном, с которым давно состоял в переписке, посещает Тюильри и Лувр. 10 апреля у алтаря, сооруженного прямо на площади Людовика XV, отслужили пасхальный православный молебен – распорядителем церемонии был тот же

Пьер Фонтен. В своем дневнике он напишет, как растрогали его солдаты, принимавшие причастие 1* . Пять дней спустя на той же площади Александр принимал парад союзнических войск. Сила и могущество России не нуждались в лучшем подтверждении.

Зато армия нуждалась в размещении. «Русские в Париже» означало: солдаты на постое у горожан. Многие дома, в том числе и частные, были реквизированы, что не вызывало энтузиазма у парижан. «Сегодня четырнадцать русских с лошадьми и багажом появились у меня во дворе, давая понять знаками, что готовы разделить со мной и дом, и стол. Я понял, что должен пожертвовать первым, чтобы уберечь от посягательств второй», – пишет Пьер Фонтен 2* , которому император нравится куда больше, чем его солдаты. Он скорее предпочитает переселиться, «чем терпеть тяготы от подобных гостей». Так думает не он один. В префектуру одна за другой поступают жалобы на многочисленные злоупотребления, в частности на «уничтожение пола, который выломали и сожгли для приготовления пищи» 3* .

Ярче всего запечатлел пребывание русской армии в Париже лубок, со вкусом изображавший лагерь казаков на Елисейских полях. В 1814 году на службу к русскому императору поступил курляндец А.И.Зауэрвейд, исполнявший обязанности репортера при армии. Ему мы обязаны многочисленными акварелями, гравюрами и акватинтами. Жорж Эмманюэль Опиз, парижанин родом из Праги, специализировался на изображении парижского быта и нравов. Он с удовольствием рисовал забавные сцены с участием казаков. Дебюкур, начав публиковать в 1814 году отдельные выпуски по рисункам Верне с изображением костюмов, включил в них казачью форму и форму русских офицеров. Лубок охотно посмеивается над оккупантами, но насмешка эта отнюдь не злобная. Русские, изображенные гигантами по сравнению с французами, посещают достопримечательности, например, Пале-Рояль, где, как всем известно, назначаются галантные свидания. Лубок мягко иронизирует над краснеющим казаком, делающим первые шаги по Пале-Роялю, и целомудренно изображает его «отступление».

Офицеров размещали в дворянских семьях, они участвовали в светской жизни, посещали салоны и театры. Николай Тургенев, будущий политический эмигрант в Париже, описывает, как царя встречали овациями во Французской Опере: «Французы удивлены добронравным поведением наших офицеров; что же до императора, то его в самом деле обожают, говоря о нем, забывают даже свою национальную гордость» 4* . Иными словами, «русское» – уже более не миф, но очаровательная реальность.

Несколько месяцев спустя князь Сергей Волконский напишет своему другу Павлу Киселеву: «Я уже десять дней в Париже, обежал весь город, отдал дань всем спектаклям» 5* . Волконский перечисляет салоны, в которых он бывает: легитимистские кружки бульвара Сен-Жермен, салон графини де Ла- валь, урожденной Александры Козицкох!, графини Курляндской, мадам де Сталь, где встречается с Ша- тобрианом и Бенжаменом Констаном, графа Блака, господина де Дюра, герцогини де Рагуз, герцогини де Сен-Ло, «в прошлом королевы Гортензии». Описывает он и знаменитый торжественный парад русских войск в Вертю ан Шампань 10 сентября 1815 года (организация его тоже была поручена Пьеру Фонтэну). На этот апофеоз Александра I были приглашены все союзные государи и военачальники. «Огромная масса людей, чьи способности и возможности подчинены воле одного человека, – зрелище, достойное самого искреннего восхищения» 6* . «Вся русская армия, которая была в 1815 году во Франции, участвовала в этом параде». «Иностранцы: знатоки и просто зрители – были поражены удивительной четкостью исполнения команд», – пишет Волконский. Впрочем, сама эта четкость и дисциплина станут для него поводом для размышлений. Позднее он примет участие в восстании декабристов 1825 года и будет сослан в Сибирь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Москва при Романовых. К 400-летию царской династии Романовых
Москва при Романовых. К 400-летию царской династии Романовых

Впервые за последние сто лет выходит книга, посвященная такой важной теме в истории России, как «Москва и Романовы». Влияние царей и императоров из династии Романовых на развитие Москвы трудно переоценить. В то же время не менее решающую роль сыграла Первопрестольная и в судьбе самих Романовых, став для них, по сути, родовой вотчиной. Здесь родился и венчался на царство первый царь династии – Михаил Федорович, затем его сын Алексей Михайлович, а следом и его венценосные потомки – Федор, Петр, Елизавета, Александр… Все самодержцы Романовы короновались в Москве, а ряд из них нашли здесь свое последнее пристанище.Читатель узнает интереснейшие исторические подробности: как проходило избрание на царство Михаила Федоровича, за что Петр I лишил Москву столичного статуса, как отразилась на Москве просвещенная эпоха Екатерины II, какова была политика Александра I по отношению к Москве в 1812 году, как Николай I пытался затушить оппозиционность Москвы и какими глазами смотрело на город его Третье отделение, как отмечалось 300-летие дома Романовых и т. д.В книге повествуется и о знаковых московских зданиях и достопримечательностях, связанных с династией Романовых, а таковых немало: Успенский собор, Новоспасский монастырь, боярские палаты на Варварке, Триумфальная арка, Храм Христа Спасителя, Московский университет, Большой театр, Благородное собрание, Английский клуб, Николаевский вокзал, Музей изящных искусств имени Александра III, Манеж и многое другое…Книга написана на основе изучения большого числа исторических источников и снабжена именным указателем.Автор – известный писатель и историк Александр Васькин.

Александр Анатольевич Васькин

Биографии и Мемуары / Культурология / Скульптура и архитектура / История / Техника / Архитектура
Повседневная жизнь египетских богов
Повседневная жизнь египетских богов

Несмотря на огромное количество книг и статей, посвященных цивилизации Древнего Египта, она сохраняет в глазах современного человека свою таинственную притягательность. Ее колоссальные монументы, ее веками неподвижная структура власти, ее литература, детально и бесстрастно описывающая сложные отношения между живыми и мертвыми, богами и людьми — всё это интересует не только специалистов, но и широкую публику. Особенное внимание привлекает древнеегипетская религия, образы которой дошли до наших дней в практике всевозможных тайных обществ и оккультных школ. В своем новаторском исследовании известные французские египтологи Д. Меекс и К. Фавар-Меекс рассматривают мир египетских богов как сложную структуру, существующую по своим законам и на равных взаимодействующую с миром людей. Такой подход дает возможность взглянуть на оба этих мира с новой, неожиданной стороны и разрешить многие загадки, оставленные нам древними жителями долины Нила.

Димитри Меекс , Кристин Фавар-Меекс

Культурология / Религиоведение / Мифы. Легенды. Эпос / Образование и наука / Древние книги
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука