Пингвин – птица нелетающая, или Записи-ком Силыча и Когана

Из ягоды-оскомины делать сигареты. Почему бы нет — пюре «Отраду» готовим, варенье варим, самогонку гоним. Высушенные усы нарезать мелко, наполовину добавить табака «Крепостных», чуть махорки от самокруток земмарийских, перемешать и завернуть в журнальную иллюстрацию — и готова… «козья ножка». Не хуже «могилёва» будет, а уж, той марсианской «ханы» и подавно. На подсолнечное масло выменяем у мирнян, на сливочное — у быковцев. С Зямой по рукам ударю: к самогоночке и варенью курево в комплект предложу… Нет, это должны быть не «козьи ножки», а сигары — такие, как до Хрона кубинские. В футляре керамическом. Глины на острове навалом. Слепить тубус каждой сигаре, обжечь, как «след», закалить на ветру — зазвенит. По бокам название: Oskomina. Силыч, резчик-любитель, клинковой резьбой нанесёт. Хотя нет, такое название неблагозвучно — нужно другое придумать.

Я, было, снова принялся щёлкать по дну пачки, но замер и вскричал:

Чего это я!! Какие сигары из оскомины — нет больше ягоды. Перевелась, а запасы съедены! От этой тушёнки из пингвинов склеротиком стану!

Сплюнул зло.

Прогрессирующая забывчивость пугала и угнетала меня. Первый симптом болезни отметил той же осенью, в какую выменял «след» на «Marlboro».

После как оф-суперкарго и Ваня ушли, достал, чтобы перебить соблазн раскупорить пачку сигарет, «пингвинов» — оставшихся в карманах кителя, потому не пополнивших тазик Силычу. Вспорол ножом животы, тушёнку — в котелок. Съел всё. Не выдержал, закурил-таки. Мальборо всё же, как ни хотелось раскупорить пачку, не тронул, «Крепостную» из кулька достал. Удовольствие ещё то, но не сравнить с тем отвращением, что переносил, потягивая с зажмуренными глазами, «хану». …И уснул. А утром, пробудившись и осмотревшись по сторонам, никак вспомнить не мог, что за помещение с голыми из рифлёного листового пластика стенами, таким же полом и потолком; лежу в гамаке, из котелка рядом на полу воняет… Где я, что здесь делаю? То, что не в жилячейке, не дома, так это определённо нет: в квартире хоть стены, потолок, пол из такой же гофры, но фикус в кадке имеется — положен по статусу «Звезды», как спутника Головного на марсианской орбите. В потолке не иллюминатор с видом «красной планеты», а люк, должно быть, на крышу. И занавеска, замызганная в створе, такая на «Звезде» в обиходе не принята. А заприметив дюжину распотрошённых «пингвинов» в углу, заглотив банку варенья со стола, запив киселём, икнув с отрыжкой, вспомнил: полковник я, некогда командир роты спецназа ВДВ, теперь председатель правления колхоза «Отрадный». В закутке колхозного спального барака, на Земле я.

Поначалу испугался: не старость ли подкатила, не маразм ли на носу, не кончина ли безвременная близка. Впрочем, смерти не боюсь — жизнь тошна, хуже не бывает. Уж это-то я помнил, такое не забыть.

Среди полеводов мужики примерно моего возраста, те же завхоз Коган, кладовщик Силыч, бригадиры и звеньевые, но ни один из земляков на забывчивость не жаловался. От «Могилёва» склероз этот: один курю. Хотя, вряд ли, искал я причину недуга. Черепашью тушёнку ел, не было таких провалов в памяти, а из пингвятины зачастил, Зяма привозил, начались, да такие сильные, пугающие. Полеводы не жалуются, они тушёнки той едят редко — не научились выгодно меняться и удачно жертву для личного прибытка избирать. От неё, от пингвятины.

В том, что забывчивость неспроста я уверился, припомнив один случай. Меняла — не Зяма, американец — подарил тушёнку из черепахи не в обычных пакетах-кирпичах, а в полулитровых пластиковых ёмкостях, сформованных под образ черепахи. Это русский дизайнер спёр у коллеги, американца, идею: пингвинью тушёнку в «пингвина» запаковал. Только надломил я, сглатывая слюну, черепахе хвост, как услышал топот по бараку. Коган, так понял, — чуйка у завхоза отменная — ко мне в закуток летит, подарок оприходовать. Бросился прятать. Коган порыскал в тумбочке, нашёл и показал со злорадством пояснительную и предупредительную надписи на обороте панциря у хвоста: «Тушёнка извлекается сломом хвоста». Вторая надпись: «Переедание тушёнкой опасно, возможно, спровоцирует амнезию». Эту на английском чуть различил, не заметил сразу: под хвостом напечатана мелким шрифтом. Черепахи я мало ел, американец только пару-тройку раз и угостил, Зяма раз только и привёз. Пингвятину регулярно не ел, объедался с каждым приходом на остров Зяминого парусника. «Разводил» самого патрона и команду его, с прибытком во всякую навигацию оставался. Выходит, «птичка» амнезию спровоцировала. Упаковка без каких-либо надписей, тушёнка в Твердыне произведена, а там будут тебе заморачиваться подобными, как с «черепахой» дело, предостережениями потребителю. Мясо из птицы — тушёное, ешьте, насыщайтесь, пока на материке не перевелась. Всяких там вредных пищевых добавок, загустителей, вкусовых усилителей, приправ там разных, априори нет — откуда в Антарктиде, да ещё в послехронной. А то, что амнезию можешь заполучить, так — это всего лишь «возможно», в теории, «это другое».