Пингвин – птица нелетающая, или Записи-ком Силыча и Когана

Стоп! Колхоз «Звездный путь»… Звёздный… У Лебедько на ногах не берцы простые, в «бацулы» обут, по спецзаказу сшитые… Да это же БККСКП! «Щучья пасть»! Мы не береговая охрана альянса ЗемМария, мы десантники, подразделение спецназа ВДВ. Марсиане мы!

Смеялся.

— Товарищ полковник!.. Да постойте же! — услышал я позади голос запыхавшегося Силыча.

Обернулся — кладовщик нагоняет.

— Марсиане мы! Ха-ха-ха!

Хохотал…

— А вы забыли? — догнал Силыч. — С памятью у вас, Франц Аскольдович что-то неладное. Сколько раз я инструктировал, высморкались, фильтры положите в отделение пенала — то, что слева; из центрального отделения берите фильтры чищеные, их «макариками» называем, в третьем крайнем отделении находятся «свечи» ни разу не пользованные, «энзэ». Засунете в нос, отдышите четыре часа, помните, поместить на очистку должны в кошель на боку пенала. И на смену достать «свечи». Ну как дитё малое, сто раз на дню повторить надо. Совсем худо с памятью? У вас рецидив на тюльку, похоже, вообще на оскомину. Эта ягода ещё наделает нам беды.

— А могу использованные фильтры в планшетку класть, не в кошель пенала? Заклёпка неудобная.

— Не пойдёт, — возразил кладовщик. — Пенал, как и кошель к нему не из кожи, из коралла «морская звезда» — «дышит», потому фильтры не усыхают, — полез Силыч в мой пенал. — Смените, опасно так долго хохотать, свихнуться ж можно.

— Прекрати «выкать», и дай закурить, — потребовал я, сменив фильтры.

— «Могилёв» будешь?

— Раскури. Что за спектакль устроили на плацу? По строю соскучились?

— Так ты же приказал. — Удивлённый, Силыч заложил себе за ухо сигарету и полез в пачку за второй. — Вчера за ужином перед Зямой марку держал… Закрой пламя от ветра… Приказал старшему сержанту Кобзону чтоб… с подъёмом, взвод… на плац. Здесь на острове, забыли, не рота, только третий взвод, первый и второй в ЗемМарии остались, прохлаждаются на Крепостной губе. Мы — в бегах, и в настоящий момент якобы на сельхозработах, с испытанием на выживаемость. Ха-ха. Ну, так вот… Кобзон… и посчитал, что… приказываешь строевой подготовкой заняться. Ведь мешки с топинамбуром, все семьдесят шесть, загружены. Ну, наконец, раскурилась.

— Семьдесят два.

— Чего? Да нет же, семьдесят шесть, я то хорошо помню. Семьдесят пять фляг с «Фирмой» выделил среди банок с вареньем разместить. Мешок семьдесят шестой только с одной «грушей» и чучелом боцмана. Не забыли, помните?

— Четыре у Селезня экспроприируй. Если не выпиты. Варенье им оставь, хорошо разведчики сработали, молодцы.

— А-аа, понял. Оставлю варенье. Что «Фирма» не выпита, надежды нет. Всем отделением свалят вину на Пузо Красное. У бедняги аллергический криз, «Фирмой» только и спасается. А ещё, как ни странно, хохотом. Когда хохочет, пузо не расчёсывает, забывает про зуд… или забывается. Правда, после апатия смертельная наступает, почему и говорю вам, опасно долго роготать. Доложу вам, Пузо дышит неочищенными «макариками» — намеренно. Уверен, не путает отделения в пенале, как ты.

— Ты определись, ко мне на «вы» или на «ты». И это, не полковник я сейчас, председатель колхозный. Тебе дозволяю и Батей, не за глаза, называть.

— Председатель, Батя, ты классный мужик, свойский. За что и ценю. А насчёт колхозников, их спектакля на плацу… Прикури вот вторую сигарету. Не хочешь, а я подымлю. По правде… сказать, соскучились мужики… и хлопцы по уставным… отношениям… Может, возвернёшь? Порадуешь… Фу-у-у. Эта сразу, хорошо раскурилась.

— Нет уж! хрона с два им. Будут свои «нолики» и «крестики» получать. Дай ту «могилу», что у тебя за ухом, и зажигалку — я сам раскурю. Послушай, вот не поверишь, у меня с порчеными «макариками» в носу память просветляется. Ей-богу. Ты думаешь, зачем я сюда на Дальнее поле хожу? По пути похохотать — вспомнить. Самый эффект, когда, после как подышу ими, зараз жбанок варенья съем и киселём запью. Хрон мне в печень.

— Для пущего эффекту маком тебя наделю, в варенье мешать. Я Зяме в банки подсыпаю, он не знает. Мужики марухам своим носят, хлопцы девчатам коробочки в пучках петрушки дарят. Цветы «анютины глазки» подарить, так нет — стесняются. Пацанва. Я к чему, бабы мужьям про мак сболтнут, пацанва с девчонками на завалинке детей зачнут — прознают мирняне, что мак на Дальнем поле выращиваем, что красные цветы жёлтыми маскируем, топинамбуром. Запретил бы мальчишкам маком баловаться, знаешь ведь, Зяминых презервативов мужикам одним не хватает.

— Распоряжусь.

— Вернее было бы приказать. Коган и я приструниваем, но за всеми не уследишь.

— Время настанет, прикажу. Ты Зяме мак намешивать прекрати, негоже компаньона… уважаемого… обманывать.

— А куда девать? Зяма мак не берёт, американские менялы не отказываются, но редко Бабешку наведывают ко времени завершения сушки. Я им в варенье с четверть банки мака подсыпаю, «Фирмы» чуть подливаю. Потребляют янки смесь ложками, за ушами трещит, только давай.