Пинка Удаче

На этот убийственный контраргумент у Машки ответа не нашлось. Зато вновь вспыхнула тема: кто в следующей серии окажется бякой, возмутителем спокойствия? Настоящим мужчинам это неинтересно. Леньке не терпелось заселить вещами новый рюкзак, и он ушел к себе в комнату. Да и в школу скоро бежать… Но минут десять у него еще есть, Машка свистнет ему в час «ч», она пунктуальная. Даже Тимка, отойдя от зеркала, изъявил желание осмотреть рюкзак — «Конечно, Тима, вот он!». Старший брат со знанием дела ощупал обновку, попробовал молнию на ноготь, похвалил и бегом на улицу: ему уже бибикали ребята. А Лён стал перекладывать движимое свое имущество из старой заплечной сумки в новенький черный рюкзачило. Учебники… тетради… ручки с карандашами… Плеер, само собой. А зачем плеер без наушников? Наушники сюда. Вот бы «яблочный» плеер иметь, а не китайский, гигов этак на тридцать, со всеми прошивками, как у Санька!.. И смартфон… чтобы тоже с наворотами, как у мамы!.. А это что? Это — сиреневая хрустящая бумажка — простой десятирублевый лотерейный билет, который он был вынужден взять на сдачу, потому что автобус подходил к остановке, а у киоскерши якобы не было мелочи… Какое сегодня число? Двенадцатое апреля. А когда там розыгрыш… — уже прошел. Можно будет прямо в классе, на информатике, проверить по сети… Мало ли — вдруг ноут!.. Или, хотя бы, трубка… пафосная какая-нибудь… с проплаченным вперед трафиком… да, на год вперед… класса премиум!.. Тогда у него будет две трубки: одна вот эта вот, простенькая, для связи с домом, а другая… «Рина, погоди минутку, мне нужно заглянуть в блог и почту заодно проверить… Хочешь, прикол на твиттере покажу?..»

— Ау-у!? Лён! Я ждать не буду, я пошла!

— Всё, Мань, иду… только эти найду…

— Вон твои наушники, в новом рюкзаке, из кармашка торчат!

Коварная Машка дождалась, пока они с братом окажутся подальше от дома, войдут в здание школы, и только тогда напомнила приторно-заботливым голосом:

— Книжечку не забыл?

— У-й-ё!..

— Поздно уже возвращаться, дома почитаешь, а в школе учиться надо.

Спасибо, а то без ее советов он этого не знал! Но Лён не умел долго грустить и огорчаться, он уже прикинул про себя, что и без книги на уроках не соскучится и даже нашелся с ответом:

— Ага, особенно девочкам-ботанам! А после школы — на платные курсы кройки и шитья!

— Непременно всем расскажу, как ты отбивался от вампиров туалетными заклинаниями.

— Машка-а!..

Но сестра уже стремглав мчалась прочь по коридору, к себе в класс, понимая, что лучше, все-таки, не гневить лишний раз своего старшего единоутробного дизиготного брата-близнеца, уж кто-кто, а он точнее всех в мире знает ее слабые места и при случае спуску не даст!

В свое время, восемь лет назад, родители, после долгих и жарких споров, нашли консенсус и решили отдать их в разные классы: Лён углубленно учил физику и математику, а Маша французский и латынь. Но в главном они как были, так и остались: близнецы, роднее не бывает!

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Вечность? Пусть подождет, от нее не убудет. Перед Вечностью, перед необъятною, даже континенты, дрейфующие по мантии земной, все равно, что для города Петербурга сухие прошлогодние листья, выдуваемые колючим весенним ветром сквозь облезлую позолоту решеток Летнего сада туда, в Неву, которая к середине апреля так и не успела подготовиться к ледоходу с Ладоги, не очистилась толком; да хотя бы вон там — наискось, на противоположном берегу, за Троицким мостом, на пляже Петропавловской крепости — своего льда еще навалом, ленивого, толстого, грязного, и не растаять ему никак…

А листья — что листья? У Санкт-Петербурга достаточно иных дел и забот, гораздо отличных от того, чтобы отдельно запоминать судьбу и облик каждой липовой или дубовой соринки, улетающей безвозвратно в ту половину вечности, которую принято именовать прошлым. Для него и человек — не соринка ли?

Александр Сергеевич Пушкин, готовясь писать «Историю Петра», извлек и занес к себе в рабочую тетрадь «мимоходную» архивную запись, датируемую осенью 1705 года: «В П.Б. к Ивану Матвеевичу(?) о изведении воды к фонтанам и чтоб перебить ту речку, которая идет мимо моего двора.»

Сей непонятный Пушкину Иван Матвеевич — не кто иной, как Иван Матвеев, он же Иван Матвеевич Угрюмов, первый владыка и распорядитель кусочка болотной петербургской почвы, ныне знаменитого на весь мир Летнего сада, сквозь грязно-бурые, — все в пыли — а когда-то любовно вызолоченные решетки которого, ныне летят наружу серые липовые, дубовые листья, опилки, огрызки, сизые углеводородные туманы смога, заполошные вскрики и скрежеты всяких-разных механизмов. Реконструкция, так это называется в официальных документах, но для историков, для горожан, да и для гостей города, сущих в разговорном русском языке, под эту старейшую питерскую традицию придумано другое, намного более поэтическое обозначение: «Седьмая молодость»!