Читаем Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том I: Россия – первая эмиграция (1879–1919) полностью

Нельзя не согласиться с тем и с другим в том, что чисто внешне политическая жизнь Рутенберга походила на лыжный слалом или цепь метаморфоз, причем каждый новый поворот или очередное видопревращение оказывались изломанней и круче предыдущего. Отсюда – неизбежные парадоксы и резкость «монтажных стыков» в «кинематографической ленте» его биографии. Например, после приезда в Россию, насколько нам известно, Рутенберг никаким образом не касался темы Еврейского легиона, которая продолжала оставаться актуальной в то время и в том месте, где он находился. Организацией еврейских военных формирований в Петрограде, и именно во время, совпавшее с возвращением туда Рутенберга, занимался И. Трумпельдор, как и он, настроенный резко оппозиционно по отношению к большевикам28 (о нереализованном замысле создания отряда из русских евреев и переброски его на Кавказский фронт с дальнейшим продвижением в Палестину см. в опубликованных нами воспоминаниях Я. Вейншала – Вейншал 2002: 50-4). Однако идея Еврейского легиона, в разных видах уже воплощенная, отходила перед Рутенбергом на задний план, уступая место куда более грандиозному и дерзновенному в его глазах проекту – дарования свободы и равенства евреям России. Его, без сомнения, уже увлекла та цепная реакция, которая должна была за этим последовать. Идеал революционера-социалиста и еврейского общественного деятеля сливались в этой новой исторической перспективе воедино, и, скажем так, более крупная задача заслоняла задачу более узкую и более частную. В этом была своя объективно-политическая логика и свой субъективно-психологический резон.

То и другое может быть подвергнуто, разумеется, полемике и полному неприятию. Однако, на наш взгляд, насыщенная многими и разными метаморфозами жизнь Рутенберга и ее главные интуиции и эмоционально-волевые импульсы обладали на самом деле единым и последовательным, пусть и скрытым от поверхностного зрения, сюжетом, а разные, на первый взгляд, плохо связанные между собой части – общим «планом». В приведенных высказываниях Каца и Вейцмана, верных с чисто формальной точки зрения, феномен Рутенберга, однако, выводился из узкой политической конъюнктуры, а не из широкой, в определенном смысле даже экзистенциальной «борьбы идей». В той грандиозной и утопической перспективе, которую этот человек для себя наметил: не локального, а всечеловеческого счастья (того, что И. Бентам определял как «наибольшее счастье наибольшего числа людей»), не конкретного и единичного мятежа, а мировой революционной динамики, переход от одной стратегии к другой, более глобальной и всеобщей, конечно, никаким «отступничеством» быть не мог, а лишь свидетельствовал о расширении его исторического зрения и масштаба действий. В этом своем качестве деятеля, пытавшегося связать решение еврейской проблемы не только, а может – страшно сказать! – и не столько с построением еврейского государства, но с устройством в своем роде мировых судеб вообще, Рутенберг явил уникальность не только собственной натуры, но и того варианта сионизма, который сильно отличался от привычных и принятых норм и потому у многих вызывал органическое и по-своему законное отторжение.

В одном нельзя не согласиться с Вейцманом – революционный синдром переоборудования мира в Рутенберге оказался абсолютно ничем не истребим: «Он был революционер по сути своей, и революция для него никогда не прекращалась».

В эту ценностную иерархию вплетался еще один немаловажный мотив – непреходящей привязанности к России, которая, как писал несколько позднее и без всякой связи с Рутенбергом И.И. Колышко, когда она

станет страной истинной свободы и гражданственности, еврейству в ней будет жить лучше, чем где бы то ни было, и Палестина завянет, не расцвев (Баян 1923:14).

Спустя более чем через 11 лет после бегства из нее Гутенберг вновь вернулся в Россию.

________________________

1. Кац 2000,1:120.

2. ИРЛИ. Ф. 115. Оп. 3. Ед. хр. 241. Л. 51.

3. ГА РФ. Ф. 5831. On. 1. Д. 175. Л. 72.

4. Массовые митинги, на которых в качестве ораторов выступали Житловский и Рутенберг, прошли в Питсбурге (8 августа), Детройте (10 августа), Чикаго (15 августа), Филадельфии (22 августа), Гарлеме (27 августа) и Бронзвиле (28 августа).

5. Илья Михайлович Чериковер (1881–1943), еврейский историк и общественный деятель. Давид Бен-Гурион (1886–1973), лидер еврейского рабочего движения в подмандатной Палестине, первый премьер-министр Государства Израиль. Ицхак Бен-Цви (Шимшелевич; 1884–1963), один из лидеров ишува в подмандатной Палестине, второй президент Государства Израиль.

6. Цитируемые в этой главе статьи Рутенберга из нью-йоркских идишских газет «Di varhayt» и «Der yidisher kongres» полностью приведены в Приложении IV.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары