И хотя Временное правительство имело прямую политическую выгоду от акции разоблачения Ленина и его гвардии – «холопов кайзера», как в одном из стихотворений их назвал поэт
В. Пяст (Пяст 1917: 2), юридические основания для обвинения большевиков как пособников немцев были безвозвратно утрачены. Среди историков превалирует мнение, что заявление Переверзева спугнуло двигавшегося из Стокгольма в Петроград Я.С. Фюрстенберга-Ганецкого6
, у которого находились деньги и компрометирующие документы. Будучи вместе с К. Радеком посредником между Лениным и немцами, Я.С. Фюрстенберг-Ганецкий, мгновенно оценив ситуацию, вернулся в Стокгольм. Министру юстиции Временного правительства пришлось после этого уйти в отставку7. Ушел в отставку и Н.С. Каринский (см., к примеру: К уходу Каринского 1917: 4; Левицкий 1917: 2). Одним из тех, кто в особенности активно впоследствии, находясь уже в эмиграции, развивал версию об утечке информации о большевиках, был Керенский:Поздно вечером 4-го июля министр юстиции Переверзев передал в распоряжение некоторых журналистов ту часть собранных правительственных материалов о государственной измене Ленина, Зиновьева и прочих большевиков, которая находилась уже в распоряжении судебных властей. 6-го июля данные эти были распубликованы в печати, а еще раньше ночью отдельными листовками розданы по гвардейским полкам. На солдат эти разоблачения произвели ошеломляющее впечатление. Колеблющиеся полки очнулись и примкнули к Правительству; примкнувшие к большевикам – потеряли всю свою «революционную» энергию. Днем 5-го июля быстро было покончено с восстанием. Самая цитадель Ленина – дворец Кшесинской – был занят войсками Правительства. Но…
Но мы, Временное прав<итель>ство, потеряли навсегда возможность документально установить измену Ленина. Ибо ехавший уже в Петербург и приближавшийся к финляндской границе, где его ждал внезапный арест, Ганецкий-Фюрстенберг повернул обратно в Стокгольм. С ним вместе уехали назад бывшие на нем и уличающие большевиков документы. Сейчас же после выдачи Перевер-зевым части секретных данных журналистам поспешили накануне моего приезда с фронта бежать в Финляндию и сам Ленин и Зиновьев (Керенский 1928: ЗОБ)8
.Так или иначе, для нас важно, что во время июльского кризиса Рутенберг находился еще в Америке, а в дальнейшем, когда Ленин скрылся в Финляндии и пользовался защитой и покровительством сочувствующего большевикам начальника Гельсингфорсской полиции Г. Ровио, настаивать на его аресте было практически бесполезно. Поэтому следует думать, что сожаление Рутенберга о том, что он не изловил Ленина, если им и высказывались, то вряд ли как сетования на конкретную упущенную возможность, а в некой абстрактной форме, как это мог сделать спустя время любой другой участник петроградских событий.