Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том I: Россия – первая эмиграция (1879–1919)

Эта же сцена, переданная глазами В. Шульгина, иронически сопроводившего ее пушкинскими цитатами, создавала в восприятии читателя гротескный эффект:

Группа, тащившая высокого седого Щегловитова, пробивалась сквозь месиво людей, и ей уступали дорогу, ибо поняли, что схватили кого-то важного… Керенский, извещенный об этом, резал толпу с другой стороны… Они сошлись…

Керенский остановился против «бывшего сановника» с видом вдохновенным:

– Иван Григорьевич Щегловитов – вы арестованы!

Властные грозные слова… «Лик его ужасен».

– Иван Григорьевич Щегловитов… Ваша жизнь в безопасности… Знайте: Государственная Дума не проливает крови.

Какое великодушие… «Он прекрасен…» (Шульгин 1925:171).

В Трубецком бастионе Петропавловской крепости, а затем в «Крестах», куда позднее были переведены арестованные, члены Временного правительства лицом к лицу столкнулись со своими вчерашними врагами – подобно И.Г. ГЦегловитову, «бывшими людьми», «обломками империи»: военным министром В.А. Сухомлиновым, министром внутренних дел А.Н. Хвостовым, широко известным членом Государственной думы В.М. Пуришкевичем, директором Департамента полиции С.П. Белецким и пр. Встреча вчерашних врагов, уготованная по мановению небезыроничной судьбы, была не лишена известной пикантности. В тюрьме сошлись не просто представители двух противоположных политических станов и идеологий, но, как в случае с Рутенбергом и тем же ГЦегловитовым, два крайних национальных полюса: с одной стороны, тайный организатор и вдохновитель дела Бейлиса, лютый юдофоб¹⁹, покровитель правых сил, на которого, кстати, Боевая организация готовила покушение (правда, сам Рутенберг в то время уже сошел с российских политических подмостков), с другой – вчерашний борец с царским режимом, еврей-националист, который не должен был испытывать к поверженному врагу и – одновременно – товарищу по участи ничего иного, кроме ненависти и презрения. Однако в обстановке сходной судьбы, перед лицом общего врага – большевизма ничего подобного не происходило, и представители разных полюсов мирно уживались друг с другом из-за отсутствия выбора. Об этом свидетельствуют воспоминания многих арестантов.

В.А. Бурцев, вспоминая впоследствии о Белецком и Хвостове, писал:

…Я наперед знал, что надо встретиться без вражды и что прошлое есть прошлое, а что у всех нас мрачное настоящее, что теперь есть много, о чем поговорить нам всем, как о чем-то общем. Я встретился с ними без какой-либо вражды, и мы скоро заговорили с полным доверием друг к другу (Бурцев 1933: 12).

Другой мемуарист, Л.А. Кроль, со слов Н.М. Кишкина, рисовал еще более пасторальную сцену в «Крестах»: