Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том II: В Палестине (1919–1942)

Совершенно ясно, что о присутствии в Палестине коминтерновского агента не было известно не только британским властям, но и рядовым палестинским коммунистам. При этом Й. Бергер-Барзилай объясняет появление Шмераля в Палестине его «ссылкой» подальше от Праги и вообще Европы, на которой настоял Сталин, видевший в чешском коммунисте угрозу собственному величию и авторитету (там же: 94).

Когда начался арабский погром и Шмераль из расположенной неподалеку от Иерусалима арабской деревни Бейт-Цафафа, где была его резиденция и где находилась типография коммунистов, был переведен в более безопасное место, он начал проявлять признаки беспокойства: если факт его присутствия в эти дни в Палестине обнаружится, предстоит давать тяжелые объяснения, и тень подозрения неизбежно падет на Коминтерн (там же: 92). Поэтому было сделано все возможное, чтобы, спасая репутацию коммунистического интернационала, помочь его посланцу покинуть эти края, пока его след не был в них обнаружен. Вспоминая об этом почти сорок лет спустя, Бергер-Барзилай пишет, что небольшая группа коммунистов, включая его самого и упомянутых выше Лещинского и Купермана, знавших о секретном визите Шмераля в Палестину, дала тогда клятву не разглашать никогда и ни перед кем эту священную тайну (там же: 100).

По версии хлебнувшего полной мерой от коммунистического режима Бергера-Барзилая⁷, который в конце жизни вроде бы не должен был ничего утаивать или лукавить, ни местные коммунисты, ни посланец Коминтерна никакого отношения к провоцированию арабских беспорядков не имели. Для самих палестинских коммунистов эти беспорядки явились полной неожиданностью и фактически были направлены против тех целей, во имя которых они трудились не покладая рук, – создания единого безнационального фронта борьбы против английского капитала и его еврейских и арабских защитников и апологетов. Однако, как свидетельствует Бергер-Барзилай, в освещении этих событий взяла верх иная интерпретация.

Европейские круги, включая и коммунистов, например немецких, увидели в выступлении арабов мятежно-освободительную акцию и, стало быть, связали националистический экстремизм с языком коминтерновских лозунгов. Первым движением палестинских коммунистов, как вспоминает Бергер-Барзилай, было опровергнуть эту точку зрения, но словесное опровержение оказалось бы слабым аргументом, и поэтому было решено подчиниться развитию событий и ждать руководящих указаний из Москвы (там же: 102).

Москва вскоре в самом деле отреагировала – пришло письмо от В. Авербуха, в котором было ясно сказано, что Коминтерн решил расценить произошедшие в Палестине события как проявление революционных настроений арабских масс (там же: 103). Этим Москва как бы утверждала свое превосходство в борьбе за политическое влияние на Ближнем Востоке. Однако тем самым она одновременно брала на себя ответственность и за организацию кровавого палестинского инцидента.

Бурцев, который внимательно отслеживал проявлявшиеся в разных географических широтах большевистские аппетиты, своим острым политическим нюхом учуял то, что Бергер-Барзилай и его друзья поклялись держать в строжайшей тайне. В RA имеется машинописная копия его статьи под названием «Русские большевики добрались до Палестины». Статья была прислана автором Рутенбергу в начале января 1930 г. (см. публикуемое ниже его письмо, где об этом говорится). В ней утверждалось, что к августовским событиям приложили руку коминтерновские агенты, для достижения своих целей сознательно подливающие масло в огонь в и без того горячем регионе. Приведем этот документ полностью: