Информацией о происходящих на Среднем и Ближнем Востоке событиях и процессах, инспирированных Кремлем, Бурцева обеспечивали его «агенты» и «тайные советники» – бежавшие на Запад бывшие советские разведчики, «невозвращенцы», или, как еще их называли, представители «третьей эмиграции». Сообщаемые ими Бурцеву секретные сведения, как правило, не расходились с тем, что они рассказывали затем на страницах своих сенсационных книг. Речь прежде всего идет о появившемся в 1928 г. в Париже Евгении Васильевиче Думбадзе (1899-?), в прошлом работнике ЧК (псевд. Рокуа) и коминтерновском агенте, который, будучи в 1928 г. направлен для работы в советском торгпредстве в Стамбуле, бежал на Запад и стал невозвращенцем. В 1930 г. он издал книгу «На службе Чека и Коминтерна», в предисловии к которой (другое предисловие написал Г.А. Соломон) Бурцев свидетельствовал:
С Е.В. Думбадзе я встретился впервые в конце 1928 г. в Париже.
Я беседовал с ним как старый убежденный враг большевизма. Он сразу мне стал говорить о большевиках как их враг. Мне не пришлось его ни в чем убеждать. То, что я говорил ему о большевиках, было только комментариями к тому, что о них говорил он сам (Бурцев 1930:11-2)11
.Другой источник информации – бывший советский чекист Георгий Сергеевич Агабеков (1895–1937), занимавший крупную должность в центральном аппарате ОГПУ – начальника сектора по Среднему и Ближнему Востоку ИНО. Командированный в октябре 1929 г. в качестве резидента советской разведки в Турции, он стал перебежчиком (впоследствии ликвидирован во Франции руками своих бывших хозяев). Бурцев также завел с ним личное знакомство, см., например, три письма Агабекова к нему, опубликованные Д. Зубаревым (Агабеков 1996: 364-66).
Современник, давая Агабекову крайне нелестную характеристику, отводил Бурцеву роль его разоблачителя:
Долгое время Бурцев занимался и делом беглого чекиста Агабекова. Этого человека встречал я несколько раз в редакции «Последних новостей», где он пытался войти в доверие к П.Н. Милюкову. По виду это был «восточный человек», лицо было изъедено крупной оспой, и при разговоре он постоянно отводил от собеседника глаза, смотрел в сторону. Однажды, когда он очень подробно, для придания себе весу, объяснял, какое ответственное положение занимал в ГПУ, я не выдержал и грубо спросил:
– Ну, а своими руками убивать вам приходилось?
Агабеков помолчал и, нисколько не смущаясь, ответил:
– Это черная работа… Но если нужно убить, и это не противоречит вашим убеждениям, почему не убить?
Вскоре Бурцев через своих агентов установил, что Агабеков успел уже «устроиться по специальности», и, в частности, осведомляет Сигуранцу12
– и уже не только о работе Коминтерна и ГПУ за границей, но и об эмигрантских делах. Бурцев разоблачил Агабекова. Если не ошибаюсь, он впоследствии был завлечен в ловушку своими бывшими хозяевами и убит. Страшный это был человек и кончил, можно сказать, единственной для него смертью (Седых 1979: 98).Своими обширными сведениями о советской разведывательной машине Агабеков поделился в двух книгах, написанных еще «по ту сторону» и изданных после бегства на Запад, в Берлине: «Записки чекиста» (1930) и «ЧК за работой» (1931). Рассказывая среди прочего о том интересе, который проявляла ИНО ОГПУ к Палестине, и о постановке там агентурной работы, он, в частности, писал: