Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том II: В Палестине (1919–1942)

15. ‘покрывало – молитвенное облачение евреев-мужчин’ (идиш).

16. Эрнст Май (1886–1970), немецкий архитектор и градостроитель, последователь рационалистического стиля. В 1931-33 гг. участвовал как проектировщик и архитектор в строительстве некоторых промышленных советских городов. Рутенберг имеет в виду спроектированные им во второй пол. 20-х гг. семь городов-спутников Франкфурта, где он, кстати сказать, родился.

17. Э. Май был чистокровный ариец.

18. Гете, уроженец Франкфурта-на-Майне, умер 22 марта 1832 г. в Веймаре.

19. О калошах-«рутенбергах», о которых вспоминает К. Успенская, см. в предисловии.

20. ‘Дочка, дочурка, доченька (нем.).

21. ‘лю бимому папочке’ (нем.).

22. Дословно: ‘святой’ (арам.) – заупокойная молитва у евреев, прославляющая святость Бога и Его могущество.

23. Дословно: ‘годовщина смерти’ (идиш); здесь: ‘память о смерти’.

24. ‘доверенное лицо’, ‘управляющий’ (фр.).

«…Жизнь моя трагична…» (Вместо заключения)

Это сердца моего

Фотография живая.

В. Ропшин (Б. Савинков)¹

Название книги – «Пинхас Рутенберг: от террориста к сионисту», в точности отражающее жизненную эволюцию ее героя, вполне может привлечь внимание тех, чьим фактическим и непримиримым антиподом он являлся: заголовок заключает в себе излюбленную антисемитскую и антиизраильскую контаминацию «терроризма» и «сионизма». Больше того, один из главных выводов, к которому мы пришли, изучая сложные и противоречивые изгибы жизни, судьбы и личности русского революционера, нигилиста и атеиста, вернувшегося к религии отцов и ставшего строителем еврейского государства, должны прийтись по душе такому читателю: превращение из «мастеров красного цеха» в сиониста не меняло, как это ни странно, глубинной жизненной сущности данного характера. Перерасти «фанатизм человеколюбия» (Достоевский) не удалось и в палестинский период, и эта резкая дихотомия – «русский революционер» vs «еврейский националист» – неожиданным образом обеспечила в итоге цельность и ценность основной проблематики исследования. Разумеется, дело не во вздорном отождествлении начальной и конечной точек жизненного пути персонажа, занявшего в нем центральное место, а в том, что само время, бурные исторические катаклизмы и метаморфозы определили спрос на сильную личность. И революционная утопия, и сионистский проект оказались в одинаковой мере заинтересованы в людях, которые одновременно сочетали бы в себе холодный расчет с самым отчаянным иррационализмом и страстью к бунтарству, завзятого ницшеанца с чистой и наивной верой в то, что мир необходимо и можно переделать². Не с точки зрения честолюбивого авантюризма, а в перспективе деятельного гуманизма. Именно таким человеком и явился герой нашего повествования Пинхас Рутенберг.

Известный исследователь проблемы террора Вальтер Лакер в книге «The Age of Terrorism», прослеживая дальнейшие судьбы тех известных террористов и анархистов, кто не стал жертвой своей небезопасной «профессии», называя, кстати сказать, и имя Рутенберга, перечисляет множество случаев их трансформации в иные социальные статусы и (очевидно?) в иные нравственно-психологические состояния. Вот что он, в частности, пишет: