— Мишин, я не намекаю. Прямо говорю. Ты сам подумай. Ну, хорошо, даже если удастся напоить Константина этой ерундой, что ждёт нас дальше? Он будет каждые десять-пятнадцать-двадцать минут бегать в туалет? И точно не уляжется спать. Сложно заснуть при том, что существует угроза обосраться. Слепленные из вещей манекены уже не проканают. Как часто будут приступы, мы не знаем. И что? Я совсем не против устроить Константину адски веселую ночь. Но одного не пойму. Как ты собираешься сбежать из корпуса, если по этому корпусу между туалетом и спальней будет метаться Прилизанный. Это — первое. Второе… Вам не кажется, что сто́ит переждать хотя бы несколько ночей?
— Почему? — Теперь Ряскин с искренним удивлением пялился на меня вместе с Мишиным.
— Почему?! Потому что за три дня мы успели засветиться везде и во всем. За нами наблюдают воспитатель и вожатые. Наши… — Я окинул взглядом подростков, которые суетились по комнате, готовясь к ужину. — Наши товарищи при первой же возможности задушат нас ночью. Потому что весь отряд в который раз наказывают за то, что делаем мы. И потом… я сегодня…
В голове в этот момент щёлкнуло. Черт. Передо мной сидят пацаны. Подростки. Нужно назвать им причину, которая в этом возрасте может показаться значимой.
— И вообще, у меня сегодня свидание. — Выдал я.
Ряскин, Мишин и Богомол качнулись вперед, ко мне. Как три мартышки, загипнотизированные удавом.
— Серьёзно? — У Толстяка моментально прошла вся обида, а глаза загорелись восторгом. — С девчонкой?
— Офигеть… — Ряскин хлопнул меня по плечу. — Вот это Ванечкин. И когда только успел?
Богомол ничего не стал говорить, он снова хрюкнул. Теперь его хрюк имел интонацию восхищения.
— С Фокиной. — Добил я своих товарищей.
Мишин охренел, услышав имя. И явно расстроился. Он изо всех сил старался сохранить высокомерное и слегка скучающее выражение лица, характерное для чучела лося, висящего над каминной полкой. Но получалось у него это чертовски плохо. Похоже, Вася искренне был увлечён Машей. Впрочем, Ряскин обалдел не меньше.
— С Фокиной?! — Он так громко это переспросил, что все остальные пионеры, находившиеся в комнате, застыли на месте и обернулись в нашу сторону.
— Чё уставились?! Собирайтесь, вон. Скоро жрать пойдём. — Тут же накинулся на них Мишин.
Вася явно был расстроен услышанной новостью.
— Эх…черт… — Он почесал затылок. — А я ведь сам рассчитывал…Думал на дискаче приглашу Фокину на медляк. Музыка, все дела…звезды…Сами понимаете…
— Да уж, Петька…Вот ты всех нас обскакал. — Ряскин покачал головой.
Только Богомолу было по хрену, он продолжал улыбаться и вертеть башкой, переводя взгляд с одного на другого.
Я развел руками, мол, пацаны, извините. Хотя, конечно, больших усилий стоило не заржать в голос. Они реально на полном серьёзе рассчитывали мутить с самой красивой девочкой в лагере? Идиоты, млять…Просто малолетние идиоты.
— После случая с Матильдой, это самая страшная минута в моей жизни. — Трагично произнёс Мишин. Потом посмотрел мне в глаза и с не меньшим трагизмом добавил. — Но что не сделаешь ради счастья друга…
— Кто такая Матильда? — Тут же с сочувствием поинтересовался Ряскин. Видимо, речь шла о какой-то личной драме.
Я, честно говоря хотел спросить то же самое, но по другой причине. Просто единственное, что могу представить в объятиях Мишина — это жратва. Все. Вообразить, как он заинтересовался девчонкой… Ну только если причина та же. Если у этой девчонки есть еда. Или она сама похожа на еду. Другие варианты исключаются. Для Толстяка нет ничего важнее собственного неумного аппетита.
— Матильда… О-о-о-о-о…это была очень страшная история… — Мишин понизил голос и поманил нас, намекая, чтоб мы подвинулись ближе. — Случилось все… Прошлой весной. Сплю, значит, я, никого не трогаю. И сквозь сон, как будто кто-то зовет меня по имени странным голосом. Открываю я глаза и слышу потусторонний, совершенно нечеловеческий голос:
— Ваааасяяяя…
У меня все внутри похолодело. Я думаю, уж не приснилось ли. И тут опять еще более страшным голосом:
— Ваааааасяяяяяяя……
Сердце у меня пропустило штук пять ударов. Волосы на моей голове встали дыбом, и моментально, как мне кажется, поседели. Думаю, вот это номер. Я лежал просто парализованный, не в силах сдвинуться и посмотреть, что же там.
Тут из своей комнаты мамка выглянула. Тоже проснулась. Она посмотрела куда-то вглубь коридора. В этот момент вновь раздался жуткий, нечеловеческий вой, похожий на стон, который звал меня. Мамка и говорит говорит так тихо: «Вот же сволочь…»
А я лежу, не могу разлепить губы, от сковывающего меня страха. Кое-как пересилил себя, и спросил: «Что там?»
Мишин замолчал, выдерживая паузу. Ряскин машинально подвинулся еще ближе. Учитывая, что сидел он на одной кровати с Толстяком, а места там вообще-то не очень много, ещё чуть-чуть и Рыжий просто заберётся на Васю. Даже Богомол перестал улыбаться и хихикать. Толстяк обвёл нас взглядом.
— Ну?! — Ряскин от нетерпения подпрыгнул на месте. — Мать ответила?