Пионеры на море

Гришка, снимая фартук, проговорил, напуская на себя храбрость:

— Ну, что ж? Пойдем и к комиссару. Верно, дядя Остап?

Кок покосился на Гришку:

— М-да. Раз начальство кличет, — надо идти. Только вот зачем комиссар вас зовет?

Мишка вскинул на кока глаза:

— Вы про что это, дядя Остап?

Кок ничего не ответил. Комиссара в каюте не оказалось, но то, что в ней увидели ребята, прогнало зародившуюся было боязнь.

Гришка почесал в затылке и процедил сквозь зубы:

— Эхма! А еще комиссар живет! Хуже, чем в кухмистерской. Не каюта, а что-нибудь особенное!

Каюта комиссара в самом деле была не в порядке: койка не оправлена, коробка с зубным порошком почему-то стояла рядом с гуталином, на столике валялись окурки. В углу каюты горой в беспорядке свалены книги, они же лежали под кроватью, на стульях и на кровати.

— Свисти, Мишка, всех наверх! Требуется полный аврал. И приведение общего порядка…

Скоро в каюте комиссара кипела работа. Гришка собирал книги, крыл сплеча комиссара обидными прозвищами. Мишка, ворочаясь под кроватью, высовывал оттуда голову:

— Гриш… а под койкой у комиссара целая библиотека.

Гришка опять сравнивал комиссара с чем-то совсем для него не подходящим и, ворча, лазил под кровать. Из-под кровати летели туфли, носки, галстук, книги, и высовывались две пары болтающихся ног, слышалась ворчня Гришки и Мишкин задорный смех. Раздосадованный вконец Гришка громко пожаловался:

— Эх, старый дельфин! Апчхи! Я бы такому комиссару за такую каюту десять нарядов без очереди, и на камбуз картошку чистить, с разжалованием в строевые.

— Погодите стращать! Сначала из-под кровати вылезайте, говорить будем…

Две пары ног разом перестали болтаться и дрыгать. Ворчня и чиханье под кроватью прекратились.

— Ну, вылезай, вылезай, a то за ноги вытащу!..

Ноги неуверенно зашевелились. Из-под кровати показались сначала запыленные спины приятелей, потом их виноватые лица.

В дверях стоял комиссар Гуливан и весело улыбался. Буква П на его лице потеряла палочки.

— Товарищ комиссар… я… мы… вообще… конечно…

— Ладно, ладно уж! Наказание справедливое, никак не могу я, ребятки, порядок навести, редко в каюте спать приходилось. Садитесь-ка, поговорим!

Ребята тихонько уселись на кончик кресла и, положив руки на колени, насторожились. Комиссар порылся в ящике, достал письмо, сел на подушку, покосился на двух приумолкших и начал читать:

«Нам сообщили в Штабе морских сил республики, что на „Коминтерне“ находятся двое наших мальчиков. Прошу вместе с отцом Григория Чернова принять необходимые меры и помочь возвращению детей в СССР. Если возможно, сделайте это через наши торгпредства в Италии, куда мы сообщили и послали необходимые средства. Мы вполне уверены, что наши ребята находятся в надежных руках, и заранее благодарим за заботы о них, но думаем, что они, кроме помехи, ничего принести не могут».

У ребят вытянулись лица, и зачесались ладони. Когда комиссар, кончив, взглянул на них, приятели сидели с видом людей, приговоренных к смертной казни.

Мишкины пальцы нервно теребили поварской колпак. Гришка сопел и хмурился.

— Вот… много еще написано в письме, но это самое важное. Необходимо вас, того… в Москву, хлопцы. Сами вы того не знаете, сколько хлопот с вами. Ты вот хоть, товарищ Чернов, сложа руки не сидишь, и Озерин тоже паренек старательный, не любите хлеб даром есть. Это хорошо, каждый должен работать. Только не купеческий корабль мы, а военный — каждому на нем свое место. Разных неприятностей ждем от белогвардейцев, может, и бой придется выдержать. А на крейсере во время боя каждый своим делом занят, в ногах не путается. Все рассчитано до винтика. Только так драться следует и победить можно! А вы что? Что вы на крейсере делаете, товарищи пионеры? Камбузники, картошку чистите? Нет, ребята, это не в царском флоте с юнгами забавляться, это в царском флоте из мальчишек волею своей прихоти идиотов выращивали, лакеев, подхалимов, провокаторов. В советском флоте этого быть не должно! Сначала школа, книги, потом военная обязанность со всеми наравне. Время тревожное: плывем, как на вулкане сидим, — вот-вот взорвется. Задание наше, мальчуганы, почетное, но и опасное, все лишнее должно мешать, а вы — лишние. В мирной обстановке с вами заняться можно бы, а здесь, как на войне, — каждому до себя. Какое уж тут воспитание! Да и… не все ведь у нас еще краснофлотцы сознательные. Курить приучитесь, драться, ругаться, порты заграничные — это язва для вас, зараза. Так не только время у вас даром пройдет, но и сами пропасть можете. Загнить в самом корне. Вот… Я бы раньше вас списал, да командир показал мне письмо уже после отхода из Италии, — хлопочет он за вас, как и команда вся. Да и руки у меня теперь связаны, до самого Китая наших представителей нет, — что мне с вами делать? Если оболтусами домой вернетесь, — что я отцам вашим скажу, как перед командованием оправдаюсь?