Пионовая беседка

Но мне удавалось уворачиваться от каждой попытки подчинить меня чужой воле. Поэт ни на минуту не по­кидал моих мыслей. Я думала о нем, делая стежок, щи­пая струну, повторяя поучительное высказывание. Он был в моих волосах, глазах, пальцах и сердце. Я вообра­жала, что он сейчас делает, о чем думает, что видит, чув­ствует, какой запах вдыхает. Я не могла есть, не думая о нем. Каждый раз, когда через окно в комнату влетал цве­точный запах, я сходила с ума от нахлынувших чувств. Какую жену он хотел бы иметь: консервативную или современную, одну из тех, о ком он говорил в тот вечер, когда мы встретились в павильоне Любования Луной? Сумеет ли его будущая жена дать ему то, в чем он нужда­ется? И как же я? Что теперь будет со мной?

Ночью, когда свет луны, проникающей сквозь бам­буковые листья, падал на шелковое белье моей посте­ли, я погружалась в мрачные мысли. Иногда я вставала, перешагивала через Шао и подходила к комоду, где хра­нила ветку ивы, которую дал мне мой поэт в последний вечер, проведенный вместе. Проходили недели, листья один за другим опадали, и наконец у меня не осталось ничего, кроме голого прутика. Мое бедное сердце про­мокло от слез.

Со временем я научилась лучше играть на цитре, за­помнила все правила и полюбила вышивание. Спустя два месяца после начала моего заточения Третья тетя объявила: «Ты готова к тому, чтобы сделать туфли для своей свекрови».

Каждая невеста вышивает туфли в знак почтения к будущим родственникам, и я многие годы страшилась этого, зная, что вышивка сразу выдаст свекрови все мои недостатки. Теперь мне было еще страшнее. Да, я мно­гому научилась и уже не опозорю себя и свою семью сво­ими неумелыми стежками, но я ничего не чувствовала к этой женщине и не хотела доставить ей удовольствие. Я пыталась представить, что шью туфли для матери мо­его поэта. Что еще я могла сделать, чтобы защитить себя? Ведь мое положение было совершенно безнадежно... Мою свекровь звали так же, как меня — Пион, — и по­тому я решила использовать одноименный узор. Его было сложнее всего нарисовать или вышить. Каждый лепесток и листок требовали многих часов работы, и через месяц туфли были готовы. Я взяла в руки пару ту­фель и показала их Третьей тете.

— Само совершенство! — воскликнула она. И это были не просто слова. Я не использовала вместо ниток свои волосы, как это делала она, чтобы рисунок стал более воздушным, но туфли были хороши со всех сто­рон. — Можешь завернуть их.

В девятый день девятого месяца мы чтим память Пур­пурной девы*. Ее свекровь очень дурно обращалась с ней и заставляла каждый день чистить уборную, и в конце концов девушка повесилась в ней. В этот самый день дверь в мою комнату открылась, и в нее вошла моя мать. Я низ­ко поклонилась, чтобы выразить свое почтение, а затем выпрямилась, сжав перед собой руки и опустив глаза.

— Вааа! Ты выглядишь... — Удивление в ее голосе за­ставило меня взглянуть на нее. Должно быть, она рас­сердилась на меня, потому что ее лицо болезненно ис­казилось. Но она в совершенстве овладела искусством скрывать свои чувства, и вскоре оно приняло безмятеж­ное выражение. — Прибыли последние подарки от бу­дущих родственников. Наверное, тебе хочется посмот­реть на них, прежде чем их уберут. Я надеюсь, что ты...

— Не беспокойся, мама. Я изменилась.

— Я вижу, — ответила она, но я не уловила в ее голосе радости. Скорее, в ее тоне слышалось беспокойство. — Пойдем, посмотришь на подарки. А потом я хочу, что­бы ты присоединилась к нам за завтраком.

Я вышла из комнаты, натянувшись, как струна, на которую, словно бусины, были нанизаны мои чувства: одиночество, отчаяние и непоколебимая любовь к мое­му поэту. Я уже научилась изливать свое горе в беззвуч­ных вздохах.

Я на почтительном расстоянии последовала за мате­рью в покои для сидения. Подарки — часть выкупа за невесту — принесли в наш дом в лакированных ящиках, похожих на стеклянные гробы. Моя семья получила обычные подарки: шелка и парчу, золото и драгоценно­сти, фарфоровую и керамическую посуду, пирожные и клепки, бутылки с вином и жареную свинину. Некото­рые из этих вещей предназначались мне, другие оста­нутся в сундуках моего отца. Моим дядям прислали большие связки серебра. Это было осязаемое свидетель­ство того, что моя свадьба состоится — и очень скоро. Я сжала пальцами переносицу, чтобы не заплакать. Ког­да мне удалось совладать с эмоциями, я изобразила на лице довольную улыбку. Меня выпустили из комнаты, и мама будет строго следить за тем, чтобы я вела себя безупречно. Мне нужно быть настороже.