Пионовый фонарь: Японская фантастическая проза

Не следует сбрасывать со счетов и традиционный для Японии философский, религиозный и культурный синкретизм (как буддизм уживался и уживается с синтоизмом, как западная культура успешно сосуществует с традиционной восточной, так и «повествование о чудесном» отнюдь не вступает в противоречие с современной научной фантастикой). Но главное — это, пожалуй, выработанный веками уникальнейший японский механизм адаптации к заимствованным элементам чужеродной культуры. Упрощенно принцип его таков: переняв у других, наполнить собственным содержанием, — не уничтожая при этом прежнего, ибо перечеркнуть прошлое значит подрубить корни, питающие будущее.

Кстати, любопытно было бы сопоставить в этом аспекте историю японского «кайдана» с историей нашей, отечественной фантастической прозы. Ведь Запад (и Россия в частности) во все времена и эпохи с той же легкостью отбрасывал свое прошлое, с какой ящерица избавляется от собственного хвоста. Правда, прошлое все равно прорастало — спустя тот или иной промежуток времени. Мелкие корешки успевали засохнуть и утрачивались безвозвратно, но ствол был жив и пускал новые побеги. Это в полной мере относится и к фантастической традиции в русской культуре: мифологическая стихия отринутого язычества прорастала в волшебной сказке, обнаруживала себя в мощной фольклорной струе, пронизывающей все творчество Пушкина и Гоголя, в русской романтической новелле XVIII — начала XIX века, в «страшных рассказах» А. К. Толстого; фантастические мотивы А. Погорельского, О. Сомова, М. Загоскина, А. Бестужева-Марлинского (без колебаний задвинутых во «второй-третий ряд» и преданных забвению) в свою очередь обрели новую жизнь в произведениях романтиков первой четверти нашего века — В. Брюсова, А. Чаянова и других, а позднее выплеснулись, несмотря на мощные цензурные заслоны, в блистательную дьяволиаду М. Булгакова.

Сейчас в нашей стране интерес к фантастическому, а точнее даже к мистическому, вспыхнул с невиданной силой. Летающие тарелки и полтергейст (ну как тут не вспомнить «нехорошую» квартирку № 50?), возродившиеся из пепла астрология и хиромантия, лозоходство и ясновидение, телепатия, телекинез, левитация, кожное зрение и прочие загадочные парапсихологические явления, — конечно, вся эта современная «чертовщина» щекочет нервы, дразнит воображение и бросает вызов окостеневшему рациональному мышлению. Но дело не только в «экзотичности» самого предмета: болезненно острым бывал интерес к мистическому во все моменты общественных потрясений…

Почему же, спросите вы, мы предлагаем вам именно в этот момент сборник «Пионовый фонарь», буквально битком набитый «загадочным и ужасным»? Что это — дань моде? Желание угодить читательской публике? Не будем лукавить: отчасти. Если любопытствующему читателю угодно «загадочное и ужасное» — что ж, извольте. Но при этом вы по крайней мере можете быть уверены: это захватывающе интересно и не испортит вашего вкуса. А кроме того, — это и есть наша главная цель, — вы познакомитесь с пока не слишком известным в нашей стране жанром японской литературы, откроете для себя новый пласт культуры народа, очень бережно относящегося к своим национальным корням. И мы от души надеемся, что повести и новеллы встретят у вас восхищенное понимание — ведь при всех различиях японского «повествования о чудесном» и русской фантастической прозы внимательный глаз обнаружит в них немало похожего.

Ну а теперь — переверните страницу. И, может быть, вы вместе с героями произведений увидите «сквозь волшебный кристалл сгустившейся атмосферы кусочек иного, потустороннего мира» — мира реальной небыли и ирреальной были, озаренного таинственным, ужасным и прекрасным светом пионового фонаря…

Г. Дуткина

АЛЫЙ ПОЯС Рассказы

Огита Ансэй РАССКАЗЫ НОЧНОЙ СТРАЖИ

О тэнгу и гибели монаха

Вам, конечно, ведомо, что за существа эти тэнгу?[6] — начал рассказчик. Много бед воспоследовало от них монахам. Даже и во времена нынешние те, кто предается чрезмерной гордыне и высокомерию, могут уподобиться тэнгу, только что без клюва и крыльев. Горе тому, кто возомнит, что превзошел все науки и искусства, — не миновать ему гор Курама.[7] Стоит хоть раз сойти с пути праведного, оступиться, и ты уже добыча тех, кого называют супостатами Будды, из племени бесов и оборотней.

За этим вступлением последовал сам рассказ.

Некогда в столичном квартале Дайго, сойдясь вместе, монахи предавались досужим забавам. Один из них вышел и все никак не возвращался. Его товарищи, заподозрив неладное, послали за ним в храм, но там его не оказалось. Тщетно разыскивали его и в Фу сими, и в Курусано, и в Удзи, и на переправе Сэта, и в квартале Дайго. Все очень горевали по пропавшему.