Пёрышко

Она повернула голову в мою сторону, и взгляд уперся прямо в возбужденную плоть. Черная бровь выгнулась дугой, она хотела встать, но я не позволил.

***

Действует, конечно. Еще как действует! Как только ты в парилку зашел,  так сразу и подействовало! И не нужно на камни отвар лить! По телу сразу дрожь прошла, когда взгляд Богдана на себе ощутила. Да только, когда голову повернула и его большую, темную, вверх торчащую плоть увидела, забыла, что сказать хотела. Сесть хотела, да только он не позволил.

- Лежи, Ясна, париться будем!

Почему в его устах такие простые, обыденные слова так звучат - страстно, чувственно? Может из-за голоса низкого и глубокого? 

Слышала, как он веник в бадье мочит, а потом, когда легко по плечам да спине бить стал, пожар на коже моей разгорелся. Да только не в тех местах, где веник ударял, а в совершенно неожиданных... Грудь заныла, внизу живота тянуть стало. А веник все ниже и ниже то бьет, то гладит кожу. И когда первый раз по ягодицам ударил, тут же на месте удара этого губы Богдана оказались. Ударит, потом поцелует сразу же. Снова и снова... Потом просто веник отбросил куда-то. Не смотрела на него, боялась свое возбуждение выдать. Не могла понять и представить себе, что от действий таких, так сильно хотеть его буду. Не двигалась, ждала, что делать он дальше станет. Когда руки горячие, сильные на ягодицах почувствовала, вздрогнула, хоть и знала, что так будет. Сначала мял, трогал, потом пальцы между ног скользнули, по влажным складкам прошлись, задели слегка чувствительный бугорок и вернулись. И так несколько раз, пока я терпеть пытку эту могла. Но как застонала, он чуть отодвинулся и руку убрал. Хоть и стыдно было, но все же сказать хотела, что мне нравится, что еще хочу... Только он ягодицы обхватил и на себя вверх потянул. Подчинилась, привстала на колени, ноги чуть раздвинула. Хорошо, что лавка широкая, здесь мы и вдвоем поместимся. Думала, что он сзади встанет, но  Богдан вдруг лег, просунув голову между ног моих. И пока я не опомнилась, к лицу своему меня протянул и стал языком и губами водить и целовать там, где еще недавно пальцы его были. 

18. Ночь

Хватала ртом воздух раскаленный и не могла надышаться. Пальцы Богдана ни на секунду не оставляли моего тела: трогали, мяли, сжимали... Язык нашёл и поглаживал такие точки, о существовании которых я и не знала. Я вздрагивала каждый раз, когда он проводил по чувствительному до боли бугорку. А когда он стал его покусывать, а палец в лоно ввел и двигать им стал так же, как плотью своей раньше, в глазах потемнело, губу прикусила, чтобы не кричать и, не сдержавшись, громко застонала. 

Руки обессилели, и, наверное, упала бы лицом в лавку, если бы Богдан не удержал. Только теперь он сзади также как и я на коленях был,  плотью твердой к ягодицам прижимался. Но почему-то не продолжал, ничего больше не делал. И хотя мне казалось немного стыдным то, в каком я виде перед ним стою, все равно хотелось его внутри себя почувствовать. 

Что-то не так? Ведь чувствую его возбуждение, его желание. 

- Богдан?

- Повернись ко мне, Ясна...

Развернулась, на коленях стоя перед ним, и обняла за плечи. 

- Что-то не так?

- Все так, лицо видеть хочу, когда в тебе буду...

***

Она заснула в предбаннике, после того, как я вымыл  и себя и, обессиленную, ее. Накрыв плащом, взятым у Ратибора, на руках принес Ясну в его дом, в горницу, нам хозяевами на эту ночь отданную. Уложил в постель, долго смотрел на нее, вспышками молний освещаемую. Смотрел и поверить не мог, что моя она, что навсегда... А перед глазами картинки яркие мелькали - как Ясна мне в бане отдавалась. Как отзывчива, как ласкова, как страстна она! Трижды тянулся к ней, и каждый раз она с такой радостью отвечала, что непонятно было, кому от близости нашей удовольствия больше - мне или ей! За стенами оглушительно гремел гром, молнии разрывали небо на части, дождь стучал в окна. Весь дом спал: семья Ратибора, дети его многочисленные, Ясна. Только я не мог спать. Прижимал к себе счастье свое, гладил нежные плечи, целовал волосы и улыбался в темноту...

Не знаю, в какой момент задремал все же. Проснулся от страшного треска. Рядом на постели, прижимая к груди одеяло, сидела Ясна. 

- Богдан, что это?

Осмотрелся вокруг, выглянул в непрозрачное слюдяное окошко. Всполохи огня даже через него видны были. 

- Пожар! Одевайся быстро!

Сам натянул свою одежду, кое-как подвязал штаны порванным шнурком. 

- А что трещало-то так?

- Похоже, молния в терем этот попала! Нужно уходить отсюда быстрее! 

Она, путаясь в рукавах платья, натягивала его дрожащими руками. Помог ей, открыл дверь из комнаты - повсюду был удушающий, обжигающе горячий дым. Вернулся в комнату - окошки слишком маленькие, пролезть в них и Ясна не сможет. Где-то в глубине терема раздавались крики, детский плач. Схватил плащ, все еще мокрый, накинул сверху на наши с Ясной головы.

- Ясна, быстро уходим!

Деревянный терем сгорит в считанные минуты! Где тут выход-то? В коридоре в дыму ничего видно не было. По памяти повернул налево. Крики детские в глубине дома раздавались.