Пёс империи

— Эй! — Кинт присвистнул мальчишке и поманил к себе рукой, на что тот сразу же, привычным жестом сложил одну из газет, сунул ее Кинту и, получив пару медяков, побежал дальше, выкрикивая названия заголовков:

— Первый континентальный конгресс! Северный терратос готов подписать торговое соглашение! Праздничный обед в посольстве терратоса Решенц в Актуре!

— Как же хочется домой, — пробубнил себе под нос Кинт, сунул газету за голенище сапога и повел одноколейник дальше, вспоминая дорогу.

Остановившись у здания почты и телеграфа недалеко от железнодорожной станции, Кинт заглушил двигатель.

— Хотите, я посторожу? — неизвестно откуда возник курносый мальчишка лет двенадцати в стоптанных ботинках и пальто не по размеру.

— Лучше сбегай на телеграф и принеси мне бланк, — Кинт достал из кармана пару серебряных кестов и протянул их на ладони в кожаной перчатке.

Мальчишка схватил кесты и был таков.

— Представляю, как бы он посторожил, — хмыкнул Кинт и осмотрелся.

Городовой, что стоял неподалеку, видел, что произошло, но сделал вид, что он слишком занят тем, что происходит в стороне пакгауза.

— Эй, милейший! — крикнул ему Кинт, поманил рукой и поднял на лоб очки.

Городовой поправил пояс с кобурой, что скорее поддерживал живот, нежели был элементом снаряжения и не спеша подошел.

— Чего тебе?

Внешний вид Кинта был, мягко говоря, непрезентабельным — покрытый дорожной пылью плащ с воротником-стойкой под горло, такого же вида сапоги и недельная растительность на лице…

— Постой-ка здесь! — Кинт сунул под нос городовому жетон секретариата, после чего тот побледнел, вытянулся и часто закивал головой.

— Так есть!

У окошка телеграфа было пусто, Кинт взял бланк и написал пару строчек:

«Григо, обнимите родных, все еще работаю. Кинт»

— На чье имя отправлять и куда? — не поднимая взгляда на Кинта, спросил оператор телеграфа.

— Маар Рокэ, Конинг.

— Угу… Двадцать кестов.

— Вот, — Кинт положил монеты на узкую столешницу и направился к выходу.

Городовой стоял как фонарный столб, не шевелясь, и казалось, не дыша.

— Все, ступай, спасибо…

— Рад служить! — прижав к бедрам ладони и кивнув, ответил тот, и поспешил прочь, радуясь, что отделался легким испугом.

Кинт немного покружил по городу, потом заехал на рынок у площади, купил себе новую трубку, а также коробку конфет и поехал к железнодорожной станции, желая, наконец, набить живот вкусной едой.

— О! Как же давно вас не было! — пышных форм служанка при харчевне депо даже всплеснула руками, — проходите, и ваше место, видите, оно свободно!

Кинт учтиво поклонился и прошел в угол заведения у маленького окошка, где уселся за стол и спросил:

— Вас не затруднит послать кого-нибудь, присмотреть за моим транспортом?

— Что вы! — даже удивилась толстуха, — на территории господина Тьетэ никто давно не промышляет воровством!

— Это радует, а как господин Тьетэ?

— Он завтракает и ужинает здесь каждый день, вот сами у него и спросите… — толстуха чуть наклонилась, — вас тут часто вспоминают, и господин Тьетэ будет рад вас видеть.

— Я заплачу тебе кест золотом, за молчание… Хочу сделать для господина Тьетэ сюрприз.

— О, понимаю, — закивала та, но протянула пухлую ладонь в ожидании аванса за молчание.

— Благодарю, — Кинт вложил ей в ладонь монету.

Кинт дотемна просидел в арке дома, напротив уютного особнячка Шагэ. Он наблюдал за горожанами, проживающими в этом богатом и тихом районе. Несколько раз проезжал конный патруль городовых, но Кинт находился в тени, никто его не видел, разве что две девушки, явно из прислуги дома рядом, прошли через арку, посмотрели на Кинта, пошептались и, хихикая, пошли дальше. Кинт даже привстал и осмотрелся, все ли в порядке с одеждой. Наконец, когда сумерки окончательно опустились на Латинг, а прислуга особняков зажигала газовые лампы в фонарях у ворот, Кинт отталкиваясь ногами, докатился до знакомого рисунка калики и потянул шнур звонка.

— Что вам угодно?

Кинт ее сразу узнал, великолепная, словно точеная искусным скульптором фигура, бархатный голос… она встала на ступенях крыльца, одной рукой держа фонарь, а вторую пряча за спиной.

— Это хорошо, что ты сначала спросила, а не стала стрелять…

— О небеса! — Шагэ засеменила к калитке, она узнала голос.

— Здравствуй Шагэ, я тебя не сильно стесню, если попрошусь на ночлег, может, ты не одна?

— Главное, чтобы вслед за тобой ко мне в дом не ворвалась дюжина городовых или еще каких душегубов, ты не забыл, что у меня дочь…

— Конечно, я помню, вот это, кстати, для нее, — ответил Кинт, слезая с одноколейника, и протянул перетянутую ленточкой коробку со сладостями, — куда я могу закатить транспорт?

— Вон там оставь, в каретном сарае, — Шагэ поправила выбившийся рыжий локон и улыбнулась, — и пообещай, что после твоего появления мне не придется объясняться с тайной жандармерией или вообще бежать из города.

— Обещаю.

Горячая ванна и сытный ужин привели Кинта в состояние, когда можно и поговорить, а не быть готовым свернуть любому шею за косой взгляд.

— Спасибо за прием, я твой должник, — сказал Кинт, допивая ароматный чай.