«Пёсий двор», собачий холод. Тетралогия (СИ)

— Что вы! Зато с вами этими новостями, которые всем уже в зубах навязли, можно поделиться. Словно вы приехали вчера. Но если бы вы действительно вчера приехали, мне пришлось бы перед каждым словом думать, что да как вам говорить, пришлось бы учитывать, откуда вы, что вы потом, домой вернувшись, о Петерберге расскажете. Бр-р-р! А так я волен вам все-все карты на стол выложить, — подмигнул ей За’Бэй. — Вот, допустим, первый градоуправец Свободного Петерберга, жилец ваш будущий, прежний судостроительный монополист и вообще их сиятельство — он же мой старый друг. В Академии познакомились, с младшего курса по кабакам шатались, чего только не было. Знаю, то бишь, как облупленного. И потому каюсь чистосердечно: жилец из него отвратительный, вы зря соглашаетесь. Во-первых, он вам тут весь паркет пеплом с папирос засыплет и шампанским вином сверху зальёт, чтоб приклеился покрепче. Во-вторых, соседи его возненавидят — он, понимаете ли, большой поклонник Петербержского филармонического оркестра. Слушает даже дома — то на магнитной ленте, а то и зазовёт кого из музыкантов. Ну а в-третьих…

— Что?

— В-третьих, у него сомнамбулизм. Прямо во сне читает книжки и ищет, с кем бы обсудить прочитанное. Придёт к вам или к соседям среди ночи — и давай завывать страшным голосом про актуальность для тяжёлой промышленности наследия европейской алхимии сквозь призму земледельческих заговоров зауральских деревень!

Молоденькая хозяйка, сперва недоумённо хлопнув ресницами, всё ж таки прыснула.

— Думаю, зауральскую алхимию я как-нибудь потерплю… Ой, простите, пожалуйста, я предупредить забыла, нам чуточку помешают — уже начало седьмого, ко мне ученика должны привести, но я его отдельно посажу, пусть как раз…

— Начало седьмого? — встрепенулся За’Бэй. — Это вы простите, сейчас же слушания по Конторскому! Эк я с вами счёт времени потерял. Спасибо за приём и… Знаете, а давайте мы лучше все условия спокойно обсудим завтра. Или сегодня — но сегодня, наверное, поздновато будет, с Конторским и за три часа не разберутся… Идёт?

— Условия? То есть… то есть вам приглянулась квартира? А как же их сиятельство, разве не нужно…

За’Бэй наскоро уверил молоденькую хозяйку, что ничего их сиятельству не нужно, решительно ничего, и помчался на слушания. Почему-то не ответив «мне приглянулись вы», как стоило бы. Как давно привык отвечать хорошеньким девицам.

Ещё на лестнице он сунул руку в карман — выкинуть все остальные адреса, — и его ощутимо кольнуло под ногтем. За’Бэй выбранился на сор, а следом сообразил: не сор это, а росские, леший их, обычаи. Мелочёвка с похорон. Он забрал оттуда крохотную веточку чего-то хвойного, прошло две недели, веточка осыпалась даже раньше — и За’Бэй с лёгким сердцем от неё избавился, но пара иголок, оказывается, по-прежнему таились в складках. Чтобы дождаться верного момента и уколоть, напоминая о себе.

Росские, леший их, обычаи. Исправно работают. Доходчиво.

Покуда За’Бэй летел через площадь до здания Городского совета и поскальзывался на мешанине, которую безумные росы считали признаком наступившей весны, в голове его сцепились наконец пазами нехитрые вообще-то шестерёнки. Нехитрые, но раньше он отмахивался от понимания, хмурился и, бывало, негодовал.

Вот на кой он ухватился за эту именно квартиру? А он ухватился — ежели теперь граф вздумает привередничать или господин Туралеев воспротивится, За’Бэй ведь костьми ляжет, чтобы их убедить. Неужто так ему нужен формальный повод к хозяйке заглядывать? Никогда не был нужен, а тут вдруг понадобилось огород городить?

Понадобилось. Не будь расстрела отца, не будь хозяйка такой потерянной и грустной, не будь у За’Бэя чувства, что он к тому причастен, он бы постучался завтра безо всякого повода, что-нибудь принёс, куда-нибудь позвал — велика наука! Но как только эта обыденная наука перестаёт быть уместной, как только видишь ей препятствие — уважение ли к чужому горю или ещё что, — так тотчас прямая дорожка скручивается лабиринтом. И петлять по нему не перепетлять: отказаться — невмоготу, добиться — будто бы дурно. Вот такая хмарь и туман.

Захотелось немедля повиниться перед графом за давние резкие слова, да графу оно не нужно. Он нынче такой, словно перчатки свои по аристократическому этикету вообще не снимает. То есть перчатки-то он не снимает взаправду, но можно взаправду, а можно всем существом не снимать.

За’Бэй поёжился и счастливо потянул на себя тяжёлую дверь — даже слушания по Конторскому лучше так называемой росской весны.

— Сколько уже заседают? — остановил он на лестнице пузатого секретаря, из бывших наместнических.

— Господин За’Бэй? Это вы удачно подоспели, — покачал блестящим шариком головы секретарь. — Анжей Войцехович же сегодня при супруге, она должна разрешиться от бремени, а ситуация требует вмешательства… Господин градоуправец всё обещает выйти к просителям — и всё не выходит. Занят, вероятно, но эти просители вторую неделю ждут слушания… Как бы они там друг другу глотки-то не перегрызли. Такой вопрос непростой, ох.